Утром, умываясь в ручье, Кий заметил у себя на вискахседину. А потом осмотрел дверь и понял, почему злая Морана не смела войти, покаон сам её не впустил. Мешала ей железная полоса, скрепившая доски, мешалижелезные петли, железный засов, не заложенный, но касавшийся ушка на ободверине.С радостным удивлением догадался Кий, что нечисть боялась железа. НедаромЧернобог и Морана оказались словно заперты Железными Горами в Исподней Стране,изникали через единственный лаз…

С тех пор и до сего дня Люди стараются взять в руку железо,если опасаются порчи и надеются отогнать невидимого врага. Так и говорят:

– Подержись за железо, чтобы не сглазить!

И до сего дня у злых сил первый враг – умелый кузнец. Самаялютая нежить вовек не сумеет одолеть его или заморочить. А всё потому, что Кий,самый первый кузнец, когда-то выдержал испытание, отказался мастерить оружиеЗлу.

– Дура! – сказал Чернобог, когда еле спасшаясяМорана вернулась в Кромешный Мир, в подземные ледяные чертоги. – Неужелиты вправду помыслила, что побратавшийся с Огнём станет тебе помогать?

– Не произноси этого слова! – затрясласьМорана. – От него стены обтаивают!..

Сделали они наковальню из гладкого куска льда, раздулиморозное пламя метели, попробовали ковать…

– Кому там они поклоняются, эти Люди, – качая меха,шипела Морана. – Какой-то Великой Матери Живе! Грязной Земле!.. Я импокажу, кто достоин поклонения, великих жертв! Я сделаю их мир похожим на наш –снежинка к снежинке… В нём будет порядок, а меня назовут Матерью!

– А небо станет чёрным, – поддакивал Чернобог. –Таким, какое оно здесь, когда у них день!

Злые, стылые ветры неслись из мехов, рассеивали непотребствопо всему белому свету…

Между тем в Верхнем Мире как раз совершался праздник Перуна,и все добрые Люди угощались жертвенным мясом близ святилищ Бога Грозы, навесёлом пиру, угощали славного сына Неба, незримо пировавшего среди них. Все –кроме нескольких беззаконных. Не почтили они Сварожича, вышли работать.Зарокотал было над ними тяжким громом гневный Перун… но отступился, радипраздника не стал никого пугать. А может, припомнил, как когда-то дал волюгневу и год ходил по Земле…

И всё бы ничего, но одна бесстыдная баба-гулёха взяла ссобой в поле дитя, рождённое невесть от кого. Оставленное под кустом, дитявскорости обмарало пелёнки и мало не надорвалось криком, пока горе-мать подошланаконец. Но лучше бы и не подходила: распеленала ведь – и со злости вытерлаобмаранное дитя житными колосьями!

Этого уже не вынес Перун, целое лето бережно растившийхлеба. Такой грозой грянул над виноватой головушкой, что перепуганной бабепомстилось – падают, рассыпались все девять небес. Чуть, говорят, не окаменелана месте. Но главный страх был ещё впереди: увидели Люди, как неожиданный вихрьначал втягивать осквернённое жито, уносить его вверх, вверх, прямо в чёрнуютучу… Кинулись хватать руками колосья, накрывать шапками – те не давались,обиженные.

И, верно, вовек бы не вспоминать нечестивым святого хлебногозапаха – но тут со всех четырёх резвых лап подоспела к полю Собака.

– Перун! Перун! – пролаяла она звонко. – Яэто поле от косуль стерегла, оленей в лес прогоняла! Оставь мне на еду, скольков зубах унесу!

Услышал разгневанный Бог мольбу голодной Собаки, не знавшейот хозяев награды, кроме пинков, – и тряхнул вороными клубящимися кудрями,позволил забрать, что поместится в пасти. Убежала Собака с пучком спелыхколосьев, и Люди – делать-то нечего – пришли к ней по весне, начали просить вдолг зерна для посева. Клялись кормить Собаку и весь её род, обещали и внукамто заповедать. Добрая Собака не стала поминать зла и не пожадничала, и полебыло засеяно, но Люди долго вздыхали – не тот, что когда-то, стал урожай. Неросло больше по сотне колосьев на каждом стебле, только по одному. А иплакаться не на кого, сами виновны.

Вот почему все отворачиваются от того, кто выгонит из домуСобаку. Вот почему изображения Собак сделались оберегами, обороной посевов. Такпрославили Люди храброго зверя, посредника меж ними и разгневанным Богом.Говорят ещё, одному псу даны были крылья, чтобы проворней сновал между Землёю иНебом. Этого пса Люди прозывают Семарглом. Сказывают – если весной пробежит онпо хлебному полю, можно смело ждать урожая. Оттого Семаргла зовут ещёПереплутом – покровителем корешков, переплетённых в Земле. Ведь если бы неСобака…

Так устроено Зло, что само по себе оно ничего не можетродить. Доброе дерево, умерев, вновь становится плодородной Землёй, дающейпитание семенам; сама его Смерть становится Жизнью. А Зло никогда и не ведалонастоящей живой жизни, оно от века мертво. И, бесплодное, способно толькокалечить и убивать, но не творить. Вот и стремится оно обратить себе на службувсё, что только ни зацепит его когтистая лапа. Разум так разум, силу так силу.Кого обещанием, кого уговором, кого принуждением. И почти всегда – выдавая себяза Добро. Своей совести нет, так чужую салом залить…

Долго не удавалось Моране и Чернобогу выковать ледянойгвоздь. Такой, чтобы всё непробудным сном усыплял, птицу и зверя, человека извонкий ручей, даже небесную тучу. Не слушался лёд: он ведь тоже был когда-тоживой, журчащей водой и злой воли слушаться не хотел.

– Нужен нам могучий помощник, – сказал наконецЧернобог. – Думай, разумница!

И Морана начала думать, а потом снова дождалась кромешногоноволуния и пробралась на спящую Землю, украла змеиное яйцо из гнезда.

Уже было сказано, что Змеи в те времена не жалили ядовито,не губили неосторожных Людей, были добрыми и безобидными, как теперешние ужи.Перун жаловал Змей, всегда посылал по их просьбе дождь наземь. А Люди жили соЗмеями в мире, селили их у себя в доме, поили парным молочком. И когда длямоления Ладе-Рожанице делали из глины с хлебными зёрнами образки беременных жён– самое святое и уязвимое, чрево и грудь, обвивали изображениями добрых Змей,Хранительниц-Змей. Вот как было.

Долго горевала ограбленная Змея, лишившаяся детища… Но еслибы знала, что из него выйдет, – живая навеки в Землю зарылась бы. Потомучто Морана обвила яйцо длинным волосом, вынутым из растрёпанной косы беспутной,загулявшейся бабы, той самой, что дитя колосьями обтирала. И долго твориламерзкие заклинания, чтобы прижился волос, чтобы впитал, высосал живую суть изяйца. И это сбылось. Когда скорлупа опустела, вместо бабьего волоса родилсянебывалый змеёныш – слепой, тощий и слабый, но с пастью шире некуда, прожорливыйи жадный. Стали звать его Волосом, а ещё Сосуном – Смоком, Цмоком. И какихтолько яиц не перетаскала ему обрадованная Морана: змеиных, ящеричьих, птичьих.Оттого, когда Волос подрос, оказалось у него змеиное тулово, одетое разом в мехи пёструю чешую, короткие когтистые лапы, голова ящерицы и перепончатые крылья.И разума – никакого. Кто поведёт, за тем и пойдёт. И на зло, и на добро.