Беда в том, что у деловых людей в регионах формировалась ущербная мотивация. Зачем привлекать к себе инвесторов, рисковать, брать кредиты, когда проще сходить с министром на охоту и получить субсидии? Точно так же ни к чему создавать условия для каких-то там бизнесменов, когда лучше уловить вибрации власти, угадать ее запросы, как у девушки на свидании. И получить главный для регионалов приз.

К началу 2010-х в Ульяновской области за весь постсоветский период не появилось ни одного индустриального парка, которых Калуга построила 13. Зато у губернатора Сергея Морозова пятеро детей: неудивительно, что именно здесь запустили акцию «Роди патриота». Название двусмысленное: под «патриотом» можно понимать и модель автомобиля УАЗ, которую получит гражданочка, разрешившаяся от бремени 12 июня – в День России. Поскольку таких прытких в области набирается 40–45 человек ежегодно и на всех «уазиков» не напасешься, единственную победительницу определяет лично Морозов. А остальным – утешительные призы вроде коляски.

Акцию организовали с немецкой рачительностью: 12 сентября объявлено Днем зачатия. В этот день владельцам магазинов рекомендовано не продавать алкоголь, а городским предприятиям – отпускать женатых мужчин домой пораньше. Правда, непонятно, почему только мужчин? И почему не запрещают алкоголь накануне зачатия? И как можно подгадать роды ровно через 9 месяцев? И кто решил, что раннее окончание работы вызывает у ульяновских женщин овуляцию? Тем не менее акция стала регулярной, а власти очень гордятся ее результатами. По статистике областной администрации, число абортов снизилось до 400, а рождаемость в День России выросла в четыре раза.

Но опять же кто и как подсчитывал аборты – неизвестно (есть версия, что при Морозове проще съездить «прерваться» в соседнюю Казань). А с четырехкратным ростом все сложилось именно так, как можно было бы предположить. В главном из ульяновских роддомов в обычный день рожают 20–25 женщин. Но 10 июня почему-то всего 10 новорожденных, 11-го – 12 малышей, в День России – сразу 45! А 13 и 14 июня – по 11 детей. Как писал Бабель, нужны ли здесь слова? Словно в подтверждение очевидного одна из рожениц призналась местным журналистам, что в учреждении востребована услуга: заплатив 5 тыс. рублей акушерке, можно либо стимулировать роды на три дня раньше, либо денька на три «задержаться».

В Воронеже местная епархия РПЦ запустила акцию «Дар жизни»: молодежи раздают проспекты против абортов, а по областному телевидению гоняют репортажи о многодетных семьях. В Краснодарском крае на одну неделю в году запрещены аборты, коих на Кубани происходит 200 в день. В Липецке молодежные агитбригады соревнуются в рамках фестиваля «Как здорово, что я родился», уговаривая сверстников больше рожать. В Томске один из обломков движения «Наши» убеждает горожан иметь в семье по три ребенка. Их коронный аргумент – мы отстаем по рождаемости от Китая и это опасно для безопасности Родины. В Москве запустили в поезда кольцевой ветки метрополитена три тысячи пенсионеров в накидках с надписью «Что-то не так? Рожайте!». Почему именно пенсионеров? И как можно принимать подобные решения в сутолоке метро?

Стоит ли объяснять, что в стойле снова не видно коровы, дающей молоко. Ведь вырастет из ребенка патриот, солдат и налогоплательщик или ходячая проблема, зависит от внимания, которое родители и страна готовы уделять его развитию на протяжении всех 18 лет взросления. А потому социальная политика и кампанейщина – это принципиально разные вещи. Корова в этой истории появляется, когда молодая семья при рождении малыша не играет в рулетку на автомобиль, а получает отдельное жилье – хотя бы на несколько лет. Даже в небогатых Чехии или Латвии искусственное питание, лечение – все включено в социальный пакет, который также приходит к молодой матери бесплатно. А в России нет устоявшейся правовой среды. Родил – и получил шансы на «уазик». Родил двух – получил право на материнский капитал, которым нельзя пользоваться до 18-летия ребенка. А монетизировать можно только за половину суммы через полукриминальную схему.

В Ульяновской области одновременно с акцией «Роди патриота» происходит оптимизация расходов на здравоохранение и образование. Например, в 2014 г., в разгар акции на закрытии сельских школ было сэкономлено 155 млн рублей. В Чердаклинском районе области сократили почти половину из 20 школ: где-то закрыли все учреждение, где-то оставили только начальные классы. Можно сказать, что ульяновские власти слишком зависят от центра: в 2018 г. расходы бюджета составят 46,7 млрд рублей, из которых центр дает 7 млрд, что на 40 % больше уровня 2017 года. Шаг влево, шаг вправо – и помощь может сократиться. А областным чиновникам припомнят, как в 2013 г. бравый губернатор Морозов пообещал сократить штаты своих управленцев на 30 %. Порезали в основном вакантные ставки, чиновников перевели в подведомственные ГУПы – они из «госслужащих» стали «бюджетниками», но «проходящими» по другим зарплатным статьям. А в 2015 г. все встало на свои места: фонд оплаты труда госслужащих вырос на 11,3 %.

Иностранному читателю моей книги может показаться, что во всем этом абсурде нормальному человеку не выжить. Но ведь многие любят повторять, что северный ветер создал викингов. Режиссера Павла Лунгина однажды спросили: вот вы живете полгода в России, полгода – во Франции. Почему там вы весь в белом ездите на «мерседесе» с открытым верхом, а здесь вас видят опухшим, похмельным, с неприбранной шевелюрой? Лунгин ответил: дескать, в ту жизнь ныряешь, как в бассейн, без сопротивления, а здесь надо каждый пустяк сгибать через колено. Опыт выживания в России подчас вытачивает уникальные характеры и истории, а многим гражданам было бы скучно жить в предсказуемой среде с эффективными институтами. Конечно, миллионы россиян не отказались бы от социальных гарантий Евросоюза. Но тогда это была бы совсем другая страна.

Разъезжая по России, как не задуматься: а выжила ли где-то подлинная русская старина? Из виденного лично мной это только Русский Север – и только вдалеке от широких дорог. Взять, к примеру, Кенозерье. Если взглянуть на карту, то юг Архангельской области от Петербурга и Москвы отстает на 700–800 километров. Но локоть тоже близок: напрямую в Кенозерье ведут только непроходимые лесовозные дороги, а в обход по мало-мальски пристойным грейдерам – далеко и тревожно. К счастью для этого места, здесь не выискали месторождений ресурсов, а значит, поблизости не прошло ни железнодорожных, ни асфальтированных магистралей. В XV веке сюда не добрались честолюбивые монахи Кирилл с Ферапонтом, чтобы заложить на новгородских окраинах очередную белокаменную цитадель влияния Москвы. Даже при Сталине здесь не появилось лагерей ГУЛАГа, а в постсоветской России вовремя учредили национальный парк. Бог хранит это место или случай, но тут еще жива подлинная, не потемкинская, культура Русского Севера. Здесь не ради грантов Минкульта коптят лодки-долбленки, а вечеряют со свечами и керосином, потому что в ряде деревень отродясь не было электричества.

Выставлять Север затерянным миром тоже перегиб. Где-то и Интернет есть, а на долбленках гармонично смотрятся японские моторы. Внутри неказистой деревянной школы в д. Вершинино – вполне столичный хайтек. На удивление в северных деревнях много детей школьного возраста, зато совсем нет молодежи 18–25 лет. Глубинка не вымирает, как уверяют правительственные доброхоты. Просто из-за их региональной политики здесь все меньше работы и инфраструктуры для нормальной жизни.