— Что загадаешь на Новый год? — спросил Сэм минут через пятнадцать.

— Пусть все закончится быстро, — ответил Джош, выдержав паузу. — Самому не верится, что я это говорю. Когда я впервые узнал о диагнозе, я был готов бороться, уверенный, что одержу победу над болезнью. Я не очень разбирался в медицине, но не сомневался в своих силах. Потом врачи предложили мне подписать отказ от реанимации, если я хочу, конечно. Но я был полон надежд и сказал: «Реанимируйте в любом случае!» А теперь я почти все время дерьмово себя чувствую и очень устал от этого. Я понимаю, что проиграл. Оттягивать конец нет смысла. Наверное, в этом единственное счастье лейкемии. Становится настолько худо, что ты уже не против распрощаться с жизнью. Господи, я жуткий нытик, да?

— Имеешь право.

— Понимаешь, я общаюсь с родственниками и друзьями в основном удаленно. Мы переписываемся, созваниваемся, они следят за моими статусами в «Фейсбуке», поэтому я стараюсь не говорить с ними об этом, ведь тогда и моя проекция будет говорить о том же. А я не хочу, чтобы мама провела остаток жизни, беседуя со мной о том, как я умирал. Поэтому мне нужно было излить душу кому-то в личной беседе.

— Я рад, что стал этим человеком, — ответил Сэм. — Жаль, конечно, что такая необходимость вообще возникла, но я рад помочь.

— А какое твое новогоднее желание? — спросил Джош.

— Такое же, как у тебя. Пусть все закончится быстро.

— Не знаю, друг… Мне не нужно строить планов на новый год, но ты — совсем другая история. Даже если ты чувствуешь, будто умираешь, ты все равно будешь просыпаться каждое утро. И что ты собираешься с этим делать?

— Работать. Спать. Справляться.

— Жаль, меня не будет рядом. Я хотел бы поддержать тебя, — сказал Джош. — Но и другие тоже к тебе хорошо относятся, ты ведь знаешь.

— Мне не очень-то нужна компания.

— Понимаю, но ты нужен им. Ты не обязан страдать в одиночестве, да тебе и не позволят. Ведь ты изобрел не только способ общаться с Мередит, ты изобрел новую семью. Я никогда не любил ходить в группы поддержки: слишком угнетающая там атмосфера. Но твои клиенты — совсем другое дело! Они не грустят и не канючат, а берут инициативу в свои руки, идут на крайние меры, рискуют. Это новые люди, шагающие в ногу со временем. Они за тебя горой, во-первых, потому что обязаны тебе, во-вторых, потому что ты им по душе. И еще они тебя понимают. Они будут тебе хорошей компанией. Они о тебе позаботятся.

Сэм пожал плечами, будто его это мало волновало.

— А о тебе кто позаботится? — спросил он.

— Ты, — ответил Джош. — Ты ведь будешь мне звонить, когда меня не станет?

— Хочешь, чтобы я тебе звонил?

— Конечно! После смерти я уже не буду таким нытиком.

— Договорились, — пообещал Сэм. — И присылай ко мне всех твоих — семью, друзей. Я для них все быстренько организую. Бесплатно.

— Спасибо, друг. А Ноэлю ты сообщишь?

— Разумеется.

— Ты скажешь ему, что я умер или что мне стало лучше?

— Отчего твоей душе будет спокойней?

— Без разницы. Нет никакого успокоения. Эта иллюзия давно развеялась. — Помолчав, Джош добавил: — Знаешь, Сэм, в каком-то смысле Мередит повезло.

На глаза Сэму тут же навернулись слезы.

— Погибнуть от удара свиньей — отличный способ уйти из жизни. Слишком рано, бесспорно, но она хотя бы не почувствовала приближение смерти. Ей не было больно, ей не пришлось провести последние годы облысевшей и изможденной из-за приступов тошноты. На ее долю не выпали страх и сожаление. А хуже всего — постоянная печаль в глазах родных и друзей, грусть на мамином лице, которая останется там навсегда. Что бы я ни делал, меня преследует мысль: это в последний раз. Тоска от сознания, что я уже не поправлюсь, давит на меня каждую минуту, каждую секунду. С ней страшно жить. От нее страшно умереть. Свинья весом в двести килограмм будет получше лейкемии.

— А жизнь после того, как любимую задавила свинья весом в двести килограмм? — Не знаю. Гораздо хуже.

…

Дорогая Мерд!

Поначалу я думал, что клиенты вскоре перестанут писать друг другу письма. Зачем, когда в любой момент можно позвонить и не откладывая пообщаться с любимым человеком? Но теперь, когда я сам стал пользоваться нашим сервисом, я понял: видеочат дает ощущение присутствия, но в то же время лишний раз напоминает об отсутствии. С письмами все иначе. Когда я пишу тебе, то могу тщательно подбирать нужные слова, а потом я получаю твой ответ, полный любви и тоски, и я бережно храню его, перечитывая снова и снова. Письма — словно пряжа, которую можно прясть бесконечно, даже если нить давно истончилась.

Ливви звонит и спрашивает, где ты. Я говорю ей, что ты на йоге, на пути к просветлению, — это ведь хоть немного, но правда. Она не может взять в толк, почему ты перестала ей звонить, хотя раньше вы беседовали чуть ли не каждый день. Я понимаю, она ненастоящая, но я все равно не могу назвать ей причину. Ты бы настояла, чтобы я продолжал от нее скрывать, верно? Я подумывал о том, чтобы просто стереть ее проекцию, но не смог.

Разговоры с твоей бабушкой убивают меня, Мерд. Изо дня в день я вынужден объяснять ей твое отсутствие, клясться ей, что с тобой все в порядке, докладывать о наших делах: «Да, все по-старому, все просто чудесно, новый бизнес успешно развивается, и нас ждет сказочная жизнь». Я говорю ей, что ты наконец нашла время для йоги, решила заняться собой, приходишь домой усталая, но счастливая, стала более гибкой и устойчивой к стрессу. Вот-вот ты войдешь в дверь, и я сделаю тебе массаж, а потом ты ей перезвонишь. Каждый раз я обещаю Ливви, что скоро, очень скоро мы возьмем отпуск и прилетим к ней во Флориду, и она вешает трубку, довольная. А я брожу по ее пустой квартире, по нашей с тобой пустой квартире, и знаю, что мог бы пойти выпить с Дэшем, или Джейми, или кем-нибудь из клиентов, или сводить Пенни поужинать, но мне хочется побыть в одиночестве.

Вот почему почта лучше, чем видеочат. Вот почему видеочат — это скорей отсутствие, чем присутствие.

С любовью,

Сэм

Если ты живешь в Сиэтле, январь — самый безрадостный месяц года. Можно утешать себя тем, что день постепенно становится длиннее, но в отсутствие естественного дневного света и праздничной иллюминации город погружается во мглу. С половины пятого вечера до девяти утра в городе царит темнота. Солнце едва поднимается над горизонтом, но, поднимись оно повыше, вы все равно его не увидели бы, поскольку небо постоянно затянуто тучами, неустанно проливающими на вас дождь. Сэм подумал, что Джейми прав: в такую погоду действительно лучше выпить пинту пива, чем чашку латте. Полумрак пабов, где можно забиться в угол и спустя пару кружек погрузиться в приятное оцепенение, теперь казался Сэму гораздо предпочтительней, чем беззаботная суматоха кафешек на каждом углу, где выпитый кофе пробудит тебя и призовет к действию. Сэм погрузился в депрессию, впрочем, как и многие жители Сиэтла, решившие остаться дома и забраться обратно в теплую постель. Ливви зато находилась в отличном расположении духа, пожалуй единственная. Но она-то проводила зиму в солнечной Флориде, не говоря уже о том, что она была мертва.