Рей выскочил из своего угла, завертелся около незнакомца. Сергей бросил ему кусочек ветчины прямо на пол, потом грубо оттолкнул песика носком башмака. Рей пискнул и убежал в комнату, спрятался под кровать, выжидающе смотрел на гостя из-под свисающего покрывала, ожидал следующей подачки. Но Сергей его больше не замечал, продолжал с жаром делиться грандиозными планами: слишком долго жил в плену своих фантазий, теперь настало время воплотить их в жизнь.

Он детально обрисовал земли имения целиком, все сорок гектаров с остатками парка и прилегающего к нему леса. Необходимые выписки из земельного реестра прошлого века ему сделали специально нанятые архивисты, марфинская усадьба нравилась ему своим расположением и дешевизной, как он выразился. Дом не сохранился, остались только чертежи и фотографии. Сергей понял, что восстановить усадьбу и службы по чертежам будет нетрудно и охрана памятников не придерется: он построит новодел. Проект прорабатывался тщательно. Сначала Сергей намеревался купить старый усадебный дом, нашел таких несколько – побывав в Европе, он научился ценить старину. Клюнул было на почин губернатора, начавшего продавать старинные имения.

– Отдавать в долгосрочную аренду на шестьдесят девять лет, что точнее, – поправил его Мальцов.

– Ага, это я не сразу усек. Аренда, реставрация – выяснилось, что это засада, сплошное разорение, а я сорить деньгами не привык, точно знаю теперь, чего хочу.

В Марфине сохранились каскад заросших прудов, остатки парка и две подъездные аллеи. Всё это, как Сергей уверял, несложно расчистить, подсадить новые липы, восстановить пруды и запустить в них рыбу. Стояло имение вдалеке от людей, деревня, которая там была, еще в шестидесятые исчезла. Речка рядом. Что еще нужно для счастья?

– Вы охотник? – поинтересовался Мальцов.

Сергей бродить с ружьем по лесу не любил, он метил выше – мечтал возродить псовую охоту, собирался разводить русских борзых и легавых, сказал, что любит породистых собак. Он заранее выяснил, что в Спасском по планам «Билайна» через год поставят вышку, так что связь с миром будет просто отличная. От Москвы далековато, но на выходные можно приезжать. Жена разделяла его мечты и собиралась жить тут подолгу.

– Значит, хотите построить не просто дачу, но именно имение?

– Ну да, со службами, денниками для лошадей, птичником и псарней – всё как полагается.

– Штат обслуги наберете из местных?

– Ну уж нет, здесь сплошная депрессия, людей надо отбирать тщательно, на них всё будет держаться. Местные алкаши – нелюди, мне приходилось с ними сталкиваться. Работать они не умеют и не станут.

– Не боитесь, что вас сожгут из зависти?

– Они и близко не подойдут к ограде, это тру́сы и ворье, здешние только горланить горазды. Поверьте, я об этом подумал: две кавказские овчарки – и вопрос решен.

– Значит, хотите возрождать усадебную жизнь, а поддерживать местное население в ваши планы не входит?

– Здесь всегда была зона рискованного земледелия. Обрабатывать поля сейчас невыгодно, и это понятно: сменился уклад жизни. Всё держалось на принуждении, на крепостном праве. Оттого и люди такие получились, никакие люди, вы уж простите, не в обиду, ну как здешние безродные дворняжки. Те, кто остался, спились и должны погибнуть простым ходом вещей. Вы сами-то в местных верите?

– Если говорить о рабочей силе, пожалуй что нет, но и идея с имением слишком романтичная. Разве можно что-то возродить? Имения возникали как царские дарения за службу.

– Кое-что возродить можно и нужно, я уверен. Давно пора научиться ходить в теплый сортир!

– Сортир как мерило культуры?

– Только давайте не станем вдаваться в исследование терминологии.

– Наука именно с этого начинает.

– Да ладно, Иван, мы же не на диспуте.

– Хорошо. По моим наблюдениям, не местный люмпен, так местная власть развернуться вам не даст. Загубили всех фермеров, которые тут начали появляться в девяностые, думаете, пустят нового помещика?

– Это следует подготовить серьезно и неспешно, что я и делаю. Если всё подать правильно, заручиться подмогой у власти, всё получится. Заметьте, я ни слова не сказал об откате, о взятках. Надо уметь договариваться, а я это умею делать. Пустят как миленькие, еще и гордиться будут.

– Ну да, и на доску почета повесят.

– С чего-то начинать надо, край совсем запустили.

– В Европе это работает – связь не прерывалась, но не здесь. Сергей, купите лучше землю во Франции.

– Во Франции несложно купить землю и старинное шале, но тут куда интереснее. Романтизм, говорите? Нет, простое знание экономики. Земля – самое правильное и долгосрочное вложение, но обустроенная земля, а не заброшенные луга и неудобья.

– Сами из дворян будете?

– Вовсе нет. Из старых московских мещан. Мой прадед на кунцевских лугах выращивал зелень для города, в Замоскворечье держал три лавки и не бедствовал, дед гимназию окончил.

– Деда и прадеда забрали в ГУЛАГ?

– Знаете, нет, прадед умер своей смертью, а дед прошел войну в тяжелой артиллерии, далеко от линии фронта.

– Вот уж и правда свезло.

– Потом преподавал в академии бронетанковых войск, вышел в отставку, похоронен на Немецком кладбище. Отец в нефтянке работал, сейчас на пенсии, горюет о прошлом. Отца жалко, такие, как он, не понимают, что мир изменился, не хотят понимать. А я рано это понял, сам свою судьбу строил. Я в Европе не планировал оставаться, хотел только получить современное образование, и получил. Надо здесь обосновываться, мои знания в экономике и логистике в стране на вес золота.

Его оптимизм сперва подкупил Мальцова, но очень скоро ему стало казаться, что гость просто произносит хорошо отрепетированную речь, которую привык говорить всем и всегда. Сергей относился к власти как главной составляющей своего личного успеха; похоже, мир был должен Сергею чуть ли не с рождения, сам же он был чист и абсолютно уверен, что, живя по им самим выстроенному закону, никому ничего не должен. Сергей с аппетитом умял гречку, аккуратно очистил тарелку, но от добавки отказался – следил за весом; отодвинул тарелку от себя, чокнулся, выпил оставшееся на донышке: «За успех!». Он, похоже, смог бы выжить в любой обстановке, но не выглядел откровенным прохиндеем, образование и воспитание научили его ставить задачи и умело решать их в свою пользу.

На вопрос, как он оказался в Европе, ответил просто:

– Изучил вопрос, написал в разные университеты, у меня школа была с углубленным французским. Я еще и английский выучил, потом и немецкий. Выиграл конкурс, добился гранта. И пахал, пахал, и до сих пор пашу, и мне это в удовольствие. Но надо думать и о старости, не всю же жизнь корячиться. Десять – пятнадцать лет, и я уйду на покой. Земля тогда сильно вырастет в цене, поверьте, мне будет что оставить своим детям.