Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Фицроджера загорелись глаза.
— Ты теперь поняла, почему они не торопились?
— Да, они действовали как заторможенные. Все их движения были какими-то странными, и люди вели себя глупо.
— И я тоже? — спросил Тайрон.
— Нет, ты тоже двигался несколько замедленно, но всегда делал то, что необходимо. Фицроджер закинул голову и расхохотался.
— Ты, оказывается, не только азартная воительница, но еще обладаешь и многими другими полезными навыками. Я поражен, как это ты смогла выдержать такую бешеную скачку. Будем молить Бога, чтобы наши потомки унаследовали этот дар.
— Какой еще дар?
— Самое ценное качество, которое следует использовать во время сражения, — это выдержка. Чем насыщенней схватка, тем она кажется более замедленной. Приходится обдумать каждый удар, чтобы избежать неожиданностей.
— Разве этим даром обладают не все?
— Нет, скорее всего, он есть только у одного из тысячи воинов, или у одного из сотни тысяч.
— Но это так несправедливо, — серьезно заметила Имоджин.
— Так же как и засада или отравленные стрелы.
— Ты считаешь, что Ланкастер пытался убить тебя и если мы вернемся в Каррисфорд, то нам опять будет угрожать опасность?
— Вполне возможно, поэтому нам следует все обдумать, ведь Генрих и его люди рано утром отправились брать замок Ворбрика. Ланкастер должен остаться в замке, чтобы дождаться возвращения своих воинов, а потом присоединиться к королю. Если у него неподалеку находились еще люди, то было так просто организовать нападение на нас. Потом бы он стал успокаивать тебя, заключив в объятия.
— Разве он может рассчитывать, что я сразу упаду в его объятия, испытав твои?
— Не думаю, чтобы он стал церемониться с тобой, — осторожно заметил Фицроджер.
— Но король, разве он не на моей стороне?
— У него не было бы иного выбора, даже если бы он узнал, что Ланкастер в этом замешан. Он пока не может открыто порвать с графом. Генрих, наверно, пожалел бы, что я погиб, Я ему нравлюсь и много раз был ему полезен. Но, если меня убьют, он сделает следующий практичный шаг. Он подумает, что, получив тебя, Ланкастер станет ему верно служить.
Имоджин зябко обхватила себя руками.
— Если бы ты знал, как я все это ненавижу! Я как переходящий приз, который передают из рук в руки.
— Могу себе представить, что будет, если что-то случится со мной, Имоджин. Если я погибну, попытайся добраться до Роллестона, что в восточной Англии, или отправляйся в Нормандию в замок Гейллард.
— Зачем? Ведь они так далек…
— Правильно, но там правят родичи Роджера из Клива. Это мои дядьки. Имоджин робко спросила:
— Разве они признали тебя? Девушка увидела слабую улыбку у него на губах.
— Да. Старик, то есть граф Гай, давно признал меня, но не стал оспаривать приговор церкви. Мне кажется, он считал, что это не имеет никакого значения, но я со свойственным юности упрямством не мог согласиться с этим и с презрением относился к родственным связям, но они все равно помогут тебе ради меня и из чувства справедливости. И, если понадобится применить силу, они обладают достаточным количеством воинов, чтобы противостоять даже Ланкастеру.
— Я думаю, что это не потребуется, — заявила Имоджин. Она не желала даже думать о возможной гибели Фицроджера. — Давай лучше поговорим о том, что нам следует сделать. Если мы отправимся в Каррисфорд, то будем в полной безопасности, ведь там остались благородные рыцари, включая сэра Вильяма и Рональда.
— Вилли отправился с Генрихом, но я надеюсь, что Ренальд примет какие-то меры и поможет нам. Но мне кажется, что лучше подождать. Возможно, что Ланкастер приказал следить за нами, и если мы сразу же отправимся в Каррисфорд, то будет достаточно только убить меня.
Имоджин посмотрела на повязку у него на руке.
— А что, если стрела была отравлена?
— Тогда я умру.
Имоджин резко поднялась на ноги и сказала:
— Нет! Нам нужно срочно добираться до Каррисфорда. Я знаю, какие травы и настойки смогут вытянуть яд.
Фицроджер странно посмотрел на девушку.
— Почему вдруг такие волнения? Интересно… Ланкастер будет для тебя вполне достойным мужем, если ты не станешь артачиться.
— Тебе кажется странным, что я не желаю твоей смерти? — спросила Имоджин.
— Конечно.
— В этом нет ничего странного. Фицроджер пожал плечами и больше не стал спорить.
— Теперь нужно надеть кольчугу. Помоги мне. И потом мы станем осторожно пробираться в Каррисфорд.
Имоджин помогла ему сначала надеть стеганую кожаную куртку, а потом и тяжелую кольчугу.
Фицроджер поднялся на ноги и попробовал размяться.
— Ну как? — поинтересовалась Имоджин.
— Ничего. Не волнуйся, я все еще способен тебя защищать.
— Главное не в том, чтобы ты защищал меня или служил мне, — резко ответила ему Имоджин. — Главное в том, чтобы мы смогли выжить — ты и я вместе, — она немного помолчала и продолжила:
— Тебе может угрожать только случайная стрела.
— Скорее всего, мне угрожает возможность потерять тебя! — сказал Тайрон.
— Ну вот, наконец-то мы дождались истинных слов! — Она сжала руки и посмотрела на мужа с надеждой.
На застывшем лице Фицроджера не дрогнул ни один мускул.
— Имоджин, не волнуйся, все мужчины чем-то похожи один на другого. Если я умру, ты найдешь замену, и когда привыкнешь, то все забудешь.
— Замолчи! — ответила ему жена и резко протянула ему меч.
Он заканчивал одеваться молча. Имоджин сдерживала слезы. Несколько мгновений назад она думала, что он вот-вот признается ей в любви, но, увы, такого не произошло. Тогда Имоджин переключила неудовольствие на свою одежду.
— Мне кажется, что, став женой, я перестала прилично одеваться, — пробормотала она.
— С Божьей помощью скоро ты вернешься к прежней жизни.
Сказать по правде, ей было уже все равно, вернется ли она к своей изнеженной жизни или нет. Сказать больше, теперь она не желала этого.
Ей был нужен Фицроджер, сражения и ссоры, поцелуи и страсть. Ей даже хотелось снова пережить опасности и волнения, от которых кипит в жилах кровь. Ее теперь не интересовали наряды, гобелены и сады. Имоджин подумала и спросила Фицроджера:
— Хорошо. А что мы будем делать с Ланкастером?
— Постараемся отослать его к Генриху и в будущем будем хорошо охранять свои владения и, конечно, самих себя. Как только ты станешь ожидать ребенка, его клыки уже не будут нам страшны.