Рана на ноге начала сперва противно пощипывать, потом — значимо «припекать».

«Медовуха, родимая! — известил внутренний голос. — Какая-никакая, но — дезинфекция… Эх, лишь бы перелома не было! В нашем семнадцатом веке перелом — это либо гангрена, либо — калекой жалким хромать всю оставшуюся жизнь…»

А потом снова вернулась нестерпимая боль: это Ванька Ухов, чьи толстые мужицкие пальцы не отличались избыточной нежностью и деликатностью, приступил к перевязке поврежденной ноги.

— Господин генерал-майор, давай я тебе толстую ветку дам? — заботливо предложил Ванька. — Ну, чтобы зубами сжать крепко? Отлично помогает — терпеть боль! Проверено много раз. Когда полковой кат выдает батогами — самое милое дело!

Егор только головой помотал отрицательно и — успешно отправился в обморок…

Когда сознание снова вернулось, он первым делом поинтересовался:

— Ну как, не слышно еще было наших? В смысле, близких гранатных взрывов?

— Тут, Александр Данилович, последние минут двадцать буквально со всех сторон громыхает, — обеспокоенно доложил Ухов. — Крепостные пушки палят безостановочно, на реке — сплошной грохот, да и по берегу Невы слышна сильнейшая ружейная пальба да взрывы гранатные. Ничего не понимаю, наверное, полковник Иванов решился на вылазку из крепости… Ух ты! Да у вас жар сильный! Нет, не закрывайте глаза, не закрывайте! Нельзя вам спать сейчас, нельзя, можно и не проснуться. Так старики учат… Перетерпеть надо час-другой. Давайте я вам рассказывать буду всякое, а вы — слушать. Вот, еще медовухи хлебните…

— Ты, Ваня, мне поведай о Николае, о дядьке своем, перескажи всякие истории, что он тебе рассказывал — о путешествиях в земли дальние, суровые, — оторвавшись от фляги, попросил Егор, который еще в своем отрочестве зачитывался книгами, посвященными освоению Русского Севера.

Вблизи и вдали продолжало греметь и грохотать, а Ванькин голос, то отдаляясь, то снова приближаясь, увлеченно рассказывал о необычных и дерзких походах простых русских мужиков по суровым северо-восточным морям. Время тянулось непривычно медленно, иногда наполняя сознание цветными и призрачными картинками из чужой героической жизни. Неуклюжие корабли под рваными парусами пробивались — сквозь льды и шторма — к неизвестным и заманчивым землям, ленивые моржи беззаботно дремали на голубоватых льдинах, тысячи и тысячи голосистых птиц кружились над остроконечными скалами только что открытых островов…

В следующий раз он вернулся к действительности из-за сильной и размеренной качки.

«Что это? Мы куда-то плывем? — удивился внутренний голос и тут же откровенно запаниковал: — Это тебя, братец, не иначе как взяли в плен, а теперь, понятное дело, транспортируют на шведском корабле в Стокгольм — в качестве военного трофея, на потеху королю Карлу…»

Егор, мысленно попросив внутренний голос прекратить глупые и беспочвенные бредни, незамедлительно открыл глаза. Над ним медленно и величественно покачивались ветки различных деревьев, освещенные дневным равнодушным солнцем, пахло прелой хвоей и лесным разнотравьем, было непривычно тихо — без ружейной и пушечной канонады, только шустрые рыжие белки весело цокали, ловко перепрыгивая с одного древесного ствола на другой…

— Что, Данилыч, может, остановимся? — спросил голос Василия Волкова и после короткой паузы скомандовал: — Все, братцы, доходим до берега реки и делаем привал! Ухов, расстарайся с перекусом, хлеба нарежь, ветчины, чистой воды зачерпни в роднике. Эх, кипятку бы горячего! Да не будем уж рисковать — с костром…

Самодельные носилки (как уже сообразил Егор) плавно и осторожно опустились на мягкую и податливую землю. Он, переборов предательскую слабость, с трудом приподнялся на локтях, покрутив головой, огляделся по сторонам. Полковник Волков — с плотно забинтованным левым плечом, александровский сержант Ванька Ухов, охранители Злобин и Емелин. Лица у всех бледные, потные, страшно усталые…

— Что с остальными ребятами, полковник? Сколько я был без сознания? — хрипло спросил Егор, строго глядя на Волкова. — И вообще, доложи всю обстановку, полностью! Почему пальбы больше не слышно? Где мы сейчас?

Василий бесконечно медленно провел ладонью руки по своему лицу, неуклюже опустился на невысокий березовый пенек, заговорил тусклым голосом, через каждые десять слов сглатывая слюну, что являлось вернейшим признаком смертельной усталости:

— Выполнили мы задание, Александр Данилович! Все было как ты и предполагал… Страшная паника, бестолковая суета, даже почти все сторожевые шведские посты снялись со своих мест, чем мы потом и воспользовались… Забросали гранатами — через окна и двери — избу, где герцог фон Круи созвал экстренный воинский совет. Он сам был там, двое англичан, шесть шведских пехотных офицеров да еще один морской… Никто из них не мог остаться в живых. Уж мы постарались… Стали отходить. До путного леса — от горящих остатков избы — метров сто пятьдесят было… Вот троих бойцов мы и потеряли. Убитыми, ранеными? Не знаю я, честное слово! Десятка два шведских гренадер — свирепыми псами — за нами рвануло. Еле затерялись в густом еловом лесу… Пришлось еще петлю немаленькую сделать на север, чтобы погоня случайно не нарвалась на вас с Ванькой. Потом еще носилки эти мастерили… Так что времени нынче — уже далеко за полдень. А мы сейчас вышли к тому месту, где ночью переправлялись на плотах через реку… О чем ты еще спрашивал? А, про общую обстановку и тишину… Нет, я и сам совершенно ничего не знаю. Откуда? После взрыва брандера, где-нибудь минут через двенадцать — пятнадцать, началась сильнейшая пушечная пальба на Неве, немного позже и у Ниеншанца ружья бешено заработали, ручные гранаты стали часто взрываться… Только где-то часа полтора назад все стихло. Так что узнаем обо всем, только когда вернемся обратно в крепость…

На севере опять — один за другим — прогремело восемь гранатных разрывов, послышались редкие хлопки ружейных выстрелов.

— У Жемова с Федькиным как раз и было с собой — ровно восемь гранат, — невозмутимо сообщил Ванька Ухов. — Да и расстояние подходящее: версты две с половиной будет до тех взрывов…

— Никого ждать не будем! — решил Волков. — Ребята они взрослые, сами найдут дорогу к дому, если, конечно, останутся в живых. Поэтому быстренько заносим носилки на плот. Переправляемся на тот берег и следуем к Неве…

На невском берегу было достаточно ветрено и свежо, солнышко невежливо спряталось в пухлые сиреневые облака, которые в любой момент могли превратиться в коварные грозовые тучи.

— Становимся здесь временным лагерем, ждем до самой темноты. Ухов, произвести осмотр акватории Невы, после осмотра — немедленно доложить! — распорядился Волков, после чего положил Егору на лоб свою ладонь и облегченно сообщил: — А жар-то у тебя, Данилыч, пропал! Лоб совершенно холодный, словно лед зимний, значит, наверное, поправишься… Ночью будем уже в крепости, там полковой доктор осмотрит твою ногу. Или мазями разными намажет, или специальной пилой отпилит. Тут уж как повезет. Главное, что живым останешься…

— Господин полковник! — прервал неуклюжие успокоительные речи Василия запыхавшийся Ухов. — Там, чуть выше по течению Невы, на якорях стоит фрегат «Луиза», а вдоль самого берега плавает гребная шлюпка. На носу той шлюпки стоит царский денщик Антон Девиер, наблюдает за нашим берегом в подзорную трубу.