— Вы?! А я вас чуть через дверь…

В эту секунду к ногам Шестака упала граната. Андрей, падая в простенок, боковым зрением увидел пробегавшего по двору духа. Шестак в одно мгновение поднял гранату и швырнул ее назад во двор. Грохнул взрыв, обдав горячей волной внутреннее помещение дома. Андрей вскочил и, не дожидаясь не успевшего подняться Шестака, побежал за духом. Дух бежал по небольшому садику, петляя меж деревьями, в сторону сарая, стремясь скорее укрыться за его стеной. Андрей стрелял, но попасть не мог, мешали деревья. Когда дух уже поравнялся с сараем, из-за его угла выскочил Рябов и, сильно толкнув духа на землю, рассек его череп саперной лопаткой. Подбежав к нему, Андрей спросил:

— Чего не стрелял?

Рябов указал на стоявший у стены сарая автомат без крышки, закрывающей затворный механизм, и ответил:

— Пуля повредила, затвор заклинил.

Он поднял с земли автомат духа, а свой перекинул за спину.

Андрей огляделся и спросил:

— Кого из наших видел?

— Да все тут, кажется, — Рябов указал на сараи, стоявшие рядом. — Дома мы вроде бы захватили. Я хотел до того забора добраться и посмотреть, чего там есть.

— Пошли, — сказал Андрей.

Они осторожно пробрались по саду к недалеко стоявшему забору.

За забором они увидели узкую улочку. Противоположную сторону улочки замыкал такой же забор. За ним находились те высокие деревья, на которые Андрею указывал Барсегян.

— Понятно, — сказал Андрей. — Я здесь покараулю, а ты зови остальных. Вдоль забора закрепимся. Задачу мы выполнили.

— Вам бы перевязаться надо, — сказал Рябов.

Андрей только теперь обратил внимание на окровавленное плечо и кровь, стекавшую за ворот со щеки и подбородка.

— Потом перевяжусь, — ответил он, смахивая ладонью с подбородка капли крови. — Шестака и командиров отделений сразу ко мне.

Рябов ушел. Андрей привалился грудью на забор и стал наблюдать за улочкой. В саду, куда отступили духи, начали рваться снаряды. Танкисты прямой наводкой обрабатывали территорию. Затем разрывы сменились автоматной стрельбой. С той стороны сада наступали две другие роты.

Вскоре взвод Андрея занял позицию у забора. Командиры двух отделений доложили обстановку. Один боец был ранен.

— Где Шестак? — спросил Рябова Андрей.

— Не нашел, — развел руками Рябов.

Андрей, почувствовав неладное, сказал:

— Рябов, за мной! — И побежал по саду назад к тому дому, где он последний раз видел Шестака после взрыва гранаты.

Шестак продолжал лежать внутри дома сбоку от входной двери. Он лежал на животе в луже крови, как и упал, пытаясь укрыться от взрыва выброшенной им гранаты. Андрей перевернул его на спину и содрогнулся. У Шестака по локоть была оторвана правая рука. Его лицо было сильно обожжено. В каске с правой стороны не хватало куска металла, а в голове выше виска чернело отверстие величиной со спичечный коробок, из которого лилась кровь.

— Быстро фельдшера сюда! — приказал Андрей, понимая, что фельдшер уже вряд ли поможет. Он сел рядом с Шестаком и, не размышляя, просто исступленно смотрел в дверной проем, пока в нем не показался санинструктор.

Осмотрев Шестака, санитар молча расстелил рядом плащ-палатку и тихо сказал:

— Надо уносить. Помоги, — обратился он к Рябову.

Они с Рябовым сняли с Шестака окровавленную амуницию, уложили его на плащ-палатку и понесли со двора дома в сторону дороги, где стояли бэтээры. Андрей поднял с пола его автомат, взял ремень с подсумками и пошел к своему взводу.

Бойцы, увидев его, угрюмо несшего в руках оружие и снаряжение Шестака, не задали ему ни единого вопроса.

Через час стрельба в саду прекратилась, и к ним навстречу, громко матерясь и крича: «Свои! Мужики, не стреляйте! Свои!», из сада вышли бойцы других рот. Скоро поступила команда на сбор. Возвращаясь к дороге, Андрей встретил Барсегяна. Тот, увидев его окровавленную форму, спросил:

— Ранен?

— Нет, дух слегка ножом задел. Шестак погиб, знаешь?

— Знаю, — кивнул Барсегян. — Как погиб?

Андрей вкратце рассказал ему об обстоятельствах гибели Шестака. Барсегян сокрушенно покачал головой и, положив руку на плечо Андрея, сказал:

— Ладно, брат, иди к своим, собирайтесь. Надо засветло назад к позициям вернуться, потом в рапорте все изложишь. Твой взвод замыкает колонну роты.

Андрей вышел к дороге. Бойцы взвода стояли у бэтээров. Горчак с Рябовым занесли Шестака в БТР. Горчак, стоя у открытого десантного люка, вздохнул и тихо сказал, глядя в люк на лежащего Шестака:

— От, Петруша, назад на позицию в своем бэтээре поедешь. Мы тебя в общий не отдали. С нами, друже, поедешь. — Из его глаз полились крупные, как и он сам, слезы.

— По машинам! По машинам! — пронеслась команда вдоль колонны.

— Взвод, по машинам! — крикнул Андрей, забираясь в люк.

Пропустив вперед всю технику, их БТР медленно пополз по дороге в конце растянувшейся колонны. Бойцы молчали. Горчак сидел, держа голову убитого друга на своих коленях, и молча плакал, положив ему на грудь свои большие ладони, точно стараясь согреть его остывающее тело.

Андрей смотрел вперед на красное закатное солнце и горы, залитые алым светом угасающего небесного костра. Смотрел, воспринимая жизнь такою, какой она была в окружающем его пространстве, не задавая более себе вопросов, в ответах на которые уже не нуждался.

БТР подъезжал к началу уходившего в склон горы ущелья, в котором еще несколько часов назад они вместе с Шестаком побили духов. Ущелье, по мере приближения, все больше раскрывало свое темнеющее каменистое жерло, изнутри которого через прицел гранатомета на них смотрела судьба.

Закат погас одновременно с грохотом и треском разрывающейся брони.

Андрей не чувствовал, как израненный осколками Мамаджонов выволок его через десантный люк и оттащил в кювет.

Ехавшие впереди экипажи сразу вернулись, но спасать больше уже было некого. БТР пылал, помогая слабеющему закату продлить последний день одного месяца, прожитого на войне.

Жизнь Андрея надолго перекочевала в больничные палаты, по времени разделившись на отрезки между операциями. Но она продолжалась, складываясь из невидимых квадратиков. Всякий раз, когда ему казалось, что больше уже нечем, да и незачем выкладывать дощечку, квадратики появлялись вновь, заставляя его снова и снова собирать мозаику своей судьбы, одной из многих тысяч, перетертых войной.

По состоянию здоровья службу пришлось оставить. Со временем все наладилось. Живет он в двух часах езды от столицы, работает на большом предприятии. У него прекрасная жена и две дочери.

Недавно ему исполнилось пятьдесят. Мамаджонов прислал поздравительную телеграмму из Австралии, где он давно и прочно обосновался. На юбилей приезжал Василий Бочок, который все же дослужился до полковника и вышел в отставку, поселившись с семьей под Ярославлем.