— НЕ ПОНИМАЮ! Таких действий штаба я не понимаю!

Во второй половине второго дня войны полк в первый раз поднялся в воздух и лег курсом на Варшаву. Горел Минск, горели городки и местечки. Дороги были забиты войсками. Наши самолеты подвергались обстрелу из зенитных пушек, отдельные машины атаковывались истребителями с красными звездами, и летчики вынуждены были вступать с ними в бой, хотя красные звезды были четко видны и на бомбардировщиках. Один из истребителей был сбит.

Линия фронта, а стало быть, и фронт отсутствовали. Лишь на отдельных участках шли локальные бои — они были видны сверху по вспышкам огня, вылетавшим из жерл пушек и батальонных минометов.

На обратном пути, несмотря на сигналы «я — свой», некоторые самолеты полка опять были атакованы истребителями с отчетливо видными красными звездами. В полку появились первые раненые и убитые.

Очевидно, думали летчики и стрелки, немцы нанесли на свои истребители наши опознавательные знаки, чтобы безнаказанно расстреливать их. Было решено открывать по таким истребителям огонь с дальних дистанций и не подпускать их близко.

Сев на аэродром, полк получил новое боевое задание — уничтожить скопления немецких войск на дорогах и переправах. Стали поступать доклады экипажей: бомбим колонны, имеющие на боевых машинах опознавательные знаки — звезды. Уточняли, правильно ли полку поставлена задача, эти ли участки фронта с войсками надо бомбить? В ответ из штаба корпуса приходило подтверждение, что все правильно и что именно здесь и нужно уничтожать противника.

Много позже, когда фронт стабилизировался, стало известно, что не один раз наши наземные войска подвергались бомбардировкам и пулеметному обстрелу самолетов с красными звездами на плоскостях…

Командующий немецким 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршал А. Кессельринг вечером записал в свой дневник:

«Начиная со второго дня войны я мог наблюдать за битвой с русскими тяжелыми бомбардировщиками, действовавшими из глубины территории России.

То, что русские позволяли нам беспрепятственно атаковать эти тихоходные самолеты, передвигавшиеся в тактически совершенно невозможных построениях, казалось мне преступлением.

Они как ни в чем не бывало шли волна за волной с равными интервалами, становясь легкой добычей для наших истребителей. Это было самое настоящее „избиение младенцев“.

Таким образом была подорвана база для наращивания русской бомбардировочной армады».

23 июня 1941 года. 19 часов 35 минут.

Район Беловежья. Вид на небо снизу

Бугская равнина — не плато Устюрт, то есть не сплошной, ровный как стол, сияющий под солнцем соляной коркой такыр. Есть здесь и глубокие, похожие на каньоны, овраги, есть и длинные холмы, разделяющие их, — гривы.

На одной из таких грив стоит маленький броневичок БА-20 с двумя пулевыми пробоинами в лобовом щитке водителя. Рядом с машиной человек, чьи портреты носили дети мимо Мавзолея на Первомай и на Седьмое Ноября. Чьим именем называли меткие залпы, лучшие дивизии, умелых стрелков, отличные батареи, большие пароходы, хорошие города Луганск и Спасск-Дальний, и даже передовой колхоз в Тюменской области. Маршал Ворошилов стоит и в глубокой ярости сжимает кулаки. Так, что ногти вонзаются в ладони, и из-под них выступают капельки крови…

Потому что он видит следующее: по левому оврагу на восток уныло движется длинная колонна в хаки, а по правому в этом же направлении бодро марширует такая же длинная колонна в фельдграу. Одновременно! «Согласие — есть продукт непротивления обеих сторон»(с).

Внезапно идиллия нарушается воем бомб — черные, как ночь, самолеты бомбят левую колонну.

— Немцы? — хрипит прижатый к земле порученцем Ворошилов.

— Нет, товарищ Маршал… — на миг оторвав лицо от земли и быстро взглянув на небо, отвечает порученец. — Наши… Ночники…

В воздухе раздается треск пулеметов, будто рвут громадные куски шелка. Подожженный «мессершмиттом», на лес падает черный ДБ-ЗФ.

— Черти! Плохо бомбили, часто мазали, раззявы… — вставая и отряхиваясь, говорит Ворошилов.

Но в этот миг появляется новое звено — черные, как ночь, самолеты бомбят правую колонну. В воздухе раздается треск пулеметов, будто рвут громадные куски шелка. Подожженный на этот раз юрким И-16, на лес снова падает ДБ-ЗФ…

— Гады!!! Суки!!! Что делают, что они делают!!! — со злыми слезами на глазах, в ярости кричит маршал. — Это же… Хуже, чем на Финской!!!

23 июня 1941 года. 20 часов 40 минут.

Беловежье. Орелья Грива

Вырванный из блокнота листок с большими, типографски напечатанными буквами — логотипом — вверху странички: «Союз С.С.Р. Народный Комиссариат Обороны». И пониже — «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» Еще ниже пляшут кривые, написанные карандашом на коленке буковки:

«…и так мне стало вдруг обидно, Лаврентий! Прямо до слез! Неужели мы столько мучились, не спали, не доедали — и все напрасно… Сколько мы крови пролили — и в Гражданскую, и потом… И это все оказалось зря?

Вот она идет, наша легендарная Красная Армия. Ради которой пролетарий и колхозник последний кусок хлеба надвое делили и седьмой хрен без соли доедали…

Идет.

Без боя врагу оставляет советскую землю. Сволочь такая.

Не стерпел я, Лаврентий. Сбежал я с кручи, налетел на красноармейцев, слова им разные пролетарские, из души идущие, говорю…

Представляешь, они меня сразу узнали! Подняли меня тут же на плечи — и хорошо хоть, не на штыки. Потому что я заслужил!

Тем заслужил, Лаврентий, что таких вражин во главе дивизии, полка и батальона я поставил, что при первых выстрелах они сели на машину да и укатили… куда-то на Восток. Ты обязательно их найди, Лаврентий, ладно? Очень тебя прошу, по-партийному!

Один краском на весь полк остался — из запаса призванный учитель, старший лейтенант Бирюков Иван Петрович, из Кинешмы. Он бойцов и вел — говорит, на старую границу…

Стал я бойцов стыдить.

Что ж, вы, говорю, о себе думаете, что Советская Родина про вас забыла?

Как не так! Узнал, говорю, про вашу беду лично сам товарищ Сталин в Кремле и сразу приказал дать мне самый быстрый советский самолет, и советский летчик товарищ Водопьянов меня прямо к вам сейчас же и доставил.

Вот я и с вами!

А резервы, говорю, совсем рядом! Вот за тем лесом, говорю, товарищ Буденный Семен Михайлович всю свою Первую Конную Армию сейчас развертывает!

Да что там. Воспрянули духом товарищи бойцы.

Расчехлил полк Боевое Знамя, да ударил во фланг немцам, что по соседнему оврагу шли!

Смяли мы их, Лаврентий. Бежали, сволочи, без оглядки. Всю артиллерию, все пулеметы побросали!