— Беги! В деревню беги! В дере… — крик прервался бульканьем, какое могло издать только перерезанное горло.

Тела падали одно за другим. Майя перекатилась, пытаясь уйти в сторону и там освободиться. Она отчаянно боролась за свободу, спасалась уже не только от Бесчисленных, но и от того неизвестного, что убивало сейчас солдат шерифа.

— Я шериф Менденхолла! — раздался крик, и в нем звучал страх. — Не подходи! Не подходи!

Она слышала его последний вздох.

Смерть и убийство привлекли Бесчисленных, и они тучей слетелись на поживу, внезапно избавив Майю от своей черноты. Они смаковали последние вздохи умирающих и, скуля от счастья, пили их страх, отчаяние и ужас.

Нож рассек веревки на локтях, коленях и щиколотках. Чья-то рука сорвала тряпку, в которую была завернута Майя. Она услышала тяжелое дыхание человека, только что давшего бой. Майя сдернула с головы капюшон, мокрые волосы липли к лицу.

Склонившись над ней, стоял кишон с окровавленным кинжалом, и пот капал с его лица.

Бесчисленные были повсюду, и чернота их дыхания смешивалась с пеленой тумана. Майя была свободна от пут, но свобода ли это на самом деле?

В темноте было трудно прочесть выражение лица кишона, и все же она узнала его — по росту, по сложению, по исходившему от него леденящему чувству угрозы, которое она помнила со времен их похода. Изо рта у него вырывался пар. По спине у Майи пробежал холодок.

— Ты спас меня, — дрожащим голосом прошептала Майя. Она хотела, чтобы он заговорил, и страшилась, не зная, чего он хочет. Он убил ее мать. Она не могла забыть этого и не могла доверять ему.

— А ты спасла меня, — сказал он низким хриплым голосом. Она давно не слышала этого голоса и позабыла его, но снова узнала. — В другую ночь… в другом тумане. Помнишь?

— Помню, — ответила Майя, пытаясь встать на ноги. Он стоял рядом, и при виде окровавленного его кинжала Майя вздрогнула. На животе у нее все еще был шрам от раны — рану эту он нанес ей в проклятых лесах Дагомеи.

Он саркастически усмехнулся и потянул ее за руку, помогая встать.

— Я не причиню тебе вреда. Не бойся.

Что-то в его голосе настораживало, рождало странное ощущение. Не отпуская ее руки, он вытер клинок о бедро и загнал его в ножны.

Бесчисленные скулили в тумане, тыкались в Майю рылами, обнюхивали ее, окутывали своими страшными мыслями. У девушки закружилась голова. Колени подгибались, и темнота начинала наползать снова.

— Ты ранена? — спросил он, подхватив ее и не давая упасть.

— В аббатство, — из последних сил прошептала она, чувствуя, как накатывает чужая воля. Бесчисленные тянули ее вниз, словно камни на шее.

Схватив ее за руку, другой рукой кишон обхватил ее за талию и повлек к стене, туда, где шумела ветвями густая дубрава. Левое плечо обдало жаром, но почему-то Бесчисленные не могли проникнуть ей в душу, и она чувствовала, какую это рождало в них ярость.

Бдение, с благодарностью осознала она. Она два дня совершала бдение и потому, даже лишившись даруемой аббатством защиты, все равно оставалась под защитой Истока. Ковыляя и спотыкаясь, она слышала вопли Бесчисленных, в которых звучали ярость и бессилие. Мысли ее опять затуманило, в глазах потемнело, словно рой черных листьев закружился перед ее взором.

— Еще чуть-чуть, — выговорил сквозь сжатые зубы кишон. Неужели он тоже чувствует кружащих вокруг безумных тварей? Она чуть не упала, обессиленная, прижалась к нему, чтобы удержаться на ногах. Ноги едва держали ее, и каждый шаг давался все тяжелее. Никогда еще ей не было так тяжело идти — даже в горах.

Стена была прямо перед ними. Настроение Бесчисленных изменилось. Шериф и его люди были мертвы и больше не могли напитать тварей страхом и болью. Бесчисленные вновь сгрудились вокруг нее, жадные, исполненные ненависти, они шипели и скулили. Охваченная страхом и отчаянием, Майя чуть было не упала. Они проникли в ее руки и ноги, и она почувствовала, что больше не владеет своим телом.

— Скорее! — взмолилась она, обращаясь к кишону и чувствуя, как теряет власть над собственным языком.

Услышав в ее голосе ужас, кишон подхватил ее на руки и пронес оставшиеся несколько шагов, достигнув наконец спасительной сени, и Майя почувствовала себя пловцом, который поднялся из пучины и теперь жадно глотает воздух. Чернота Бесчисленных вдруг растаяла. Они ярились и рычали, упустив жертву, и стены аббатства дрожали, принимая на себя их злобу, их жажду, их извращенные желания. Майя оглянулась, зная, что за ней стоят невидимые стражи, призраки мертвых, выступивших на защиту святой земли. Она глубоко вздохнула, едва не рыдая от облегчения. Сердце ее заполонил покой. Часто дыша, она опустила голову на грудь кишону.

— Спасибо тебе, — надтреснутым голосом поблагодарила она. — Спасибо!

Крепко держа ее в руках, кишон нес ее свозь дубраву, то и дело подныривая под низко висящие ветки. Она слышала над ухом его тяжелое дыхание, чувствовала, как сильно бьется его сердце. Туман застилал им путь, но Майя хорошо знала эти места. Она успела подумать, что до кухни будет ближе, чем до Большого дома, но тут деревья разошлись, и кишон вышел на лужайку.

— Поставь меня. Теперь я могу идти, — сказала она, почувствовав, как к ней возвращаются силы. Она была совершенно измучена; ей хотелось упасть и уснуть.

Он послушно наклонился и поставил ее на ноги; хрустнули веточки, колыхнулся кустарник. Трава под ногами была мокрой.

Майя коснулась его руки.

— Зачем ты здесь? — неожиданно для себя спросила она.

В аббатстве горели фонари, и отблеск их света освещал рощу. На полускрытом темнотой лице кишона блеснула улыбка.

— У меня здесь дела, — уклончиво ответил он. — Не спрашивай. Я услышал, как они договаривались похитить тебя этой ночью, и следил за шерифом. Когда они вынесли тебя из дома, я последовал за ними. Туман — надежное укрытие. Они меня не видели.

Тревога в ее сердце боролась со страхом.

— Ты преследовал меня от самой Дагомеи? — спросила она.

Он покачал головой.

— Мне пришлось отлежаться, чтобы залечить раны, — рука его скользнула на живот и накрыла зажившую рану; кишон моргнул и поморщился от боли. — Она до сих пор меня беспокоит. Но ты спасла меня, Майя. А я спас тебя. Никуда нам друг от друга не деться.

Голос его стал тише.

— Не верь своему отцу. Он хочет тебе зла.

— Я знаю, — дрогнувшим голосом ответила Майя.

— Ну так дай ему отпор, — теперь в голосе кишона звучала ярость.

Майя устало покачала головой.

— Не могу. Он ведь мне отец.

Он холодно усмехнулся.

— Он приказал мне убить тебя. Я тебе уже говорил.