— Алло? — ответил скучающий мальчишеский голос.

— Бобби? Бобби, это папа!

— Папа? Привет, па! — тут же оживился сын.

И Эрл поговорил с ним. Это оказалось нелегко. Иногда он с трудом находил нужные слова.

— Ну, как ты?

— Нормально, папа. Видел оленей. Их в лесу до фига.

— Осенью ты получишь одного из них. Можешь не сомневаться.

— Да, сэр. Папа, ты не рассердился за то, что я не застрелил его весной?

Эрлу стало ясно, что мальчик связывает воедино два разных события: свою неспособность выстрелить в оленя и немедленное исчезновение отца.

— Ничуть. Нет, не рассердился. Ты будешь молодцом, малыш. Осенью ты завалишь его — конечно, если захочешь... А мама дома?

— Нет, сэр. Ушла в церковь.

— Передай, что я скучаю по ней. И по тебе тоже. Боб Ли, папа тебя очень любит. Ты знаешь это, правда?

Он сказал это мальчику впервые в жизни.

— Да, сэр.

— Думаю, скоро все закончится, и я вернусь домой. Привезу тебе хороший подарок, вот увидишь. И все будет по-прежнему. Я больше никогда никуда не уеду, о'кей?

— О'кей.

— Скажи маме, что я звонил.

— Да, сэр.

— Ну, пока.

— Пока.

Эрл положил трубку, чувствуя себя так, словно провалил экзамен. Собирался сказать многое. А не сказал ничего.

О боже, ему требовалось выпить. Всего одну порцию джина со льдом, разбавленного тоником, практически одну содовую с капелькой алкоголя. Но это привело бы его прямиком в ад, откуда нет возврата.

Вместо этого он подошел к окну и полюбовался на карнавал. А полюбоваться было чем: музыка звучала повсюду, а там, где была музыка, были и толпы. Площадь, освещенная газовыми фонарями, была полна; лоточники торговали всевозможными напитками; внизу волновался целый океан человеческих страстей и желаний. Все это напоминало огромный парад.

Эрл не мог отделить себя от этого океана. Он не был убийцей. Не был тем единственным человеком, которому судьба определила поймать в перекрестье другое живое существо и нажать на спусковой крючок. Это не имело ничего общего с боем. Он убивал, много убивал, но только вооруженных людей, пытавшихся убить его или его друзей. Он никогда не расстреливал пленных, не добивал раненых японцев. Просто стрелял в тех, кто мог причинить вред ему и его солдатам, вот и все.

А сейчас?

«Кто я такой? О боже, кем я стал? Кому я служу? Ради чего я должен совершить это убийство? Ради удобного дома в Вашингтоне, нарядной одежды для жены, хорошей школы и возможности дать сыну высшее образование?»

Ответов у него не было, а вопросы причиняли боль. Он решил сходить в ресторан, пообедать и пораньше лечь спать.

* * *

Веранда «Каса Гранде», откуда открывался вид на парк, была переполнена. Несколько групп, праздновавших карнавал порознь, внезапно объединились в одну. По залу бродили два-три квинтета, исполнявших мамбо; все курили, все отбивали ритм, все приплясывали. Все столики были заняты. Эрл устремился к бару, как всегда, желая получить удовольствие от праздника и близости симпатичных, хотя и незнакомых людей, но при этом не пить и сдерживаться. Проскользнул между танцующими, нашел относительно спокойное место в дальнем углу веранды и опустился на табуретку.

— Сеньор?

— Мохито. Только вместо рома добавьте туда «кока-колу». О'кей?

— Конечно, сеньор.

Заказ был выполнен без промедления. Вскоре Эрл сидел, потягивал напиток и смотрел на площадь, где ключом била жизнь. Всюду курился дымок, бар был ярко освещен, музыка то стихала, то вновь становилась громче.

Суэггер выкурил сигару, выпил еще один безалкогольный коктейль и внезапно подумал: что было бы, если бы он привез сюда Джун и сына? Получили бы они удовольствие от этого зрелища? Едва ли. Просидев так час с лишним, он решил, что времени прошло достаточно и можно лечь спать.

И тут Эрл увидел, что кто-то машет ему рукой. Все сидевшие за столиком были американцами и смотрели на него с одинаковым восхищением и обожанием. Женщина встала, и Эрл сразу узнал ее: Джин-Мари Огастин, филиппинка! На ней было нарядное платье с глубоким вырезом, оставлявшее обнаженными гладкие плечи цвета красного дерева, ложбинку между грудями, тугие бедра и стройные голени; босоножки на высоких каблуках не скрывали ноготков, выкрашенных красным лаком. В волосах красавицы был цветок. Когда она подошла, Эрл ощутил влечение, опьяняющий запах сладких духов и с чувством, близким к панике, подумал, что нужно как можно скорее убираться отсюда.

— Привет, — сказала она.

— Привет. А я думал, вы гаванская птичка.

— Так и есть. Но карнавал есть карнавал. На него стоит посмотреть. Это лучшее шоу в мире.

— Ничего не скажешь, здесь умеют веселиться.

— Да. Говорят, в этом году фейерверк будет не только на небе, но и на земле. Я решила приехать и лично убедиться в этом.

— На вашем месте я бы не верил слухам. Они всегда оказываются ложными.

— Если так, то что здесь делает знаменитый сержант Суэггер? Вы не производите впечатление человека, любящего большие сборища.

— Я делаю только то, что мне велят эти щенки.

— Вы стали здесь знаменитостью. Затмили самого Хемингуэя. Говорят, эти мальчики из посольства поручили вам какую-то секретную миссию по защите наших интересов. Телохранитель внезапно превратился в тайного агента и спас бананы, предназначенные для Америки. Да здравствуют бананы, мечта жизни!

— На самом деле я терпеть не могу бананы. Честно говоря, мне кажется, что эти парни сумеют отыскать небо только в том случае, если увидят табличку «вверх».

Она засмеялась.

— Не хотите присоединиться к нам? Это деловые люди, богатые и со связями. Из компании «Бакарди». Они знают, кто вы такой, и будут рады примазаться к вашей славе. Как будто вы знаменитость вроде Джона Уэйна или Джо Ди Маджио[52]и запросто подсели к ним, словно к близким друзьям. Думаю, это покажется вам забавным. Правда, почти все они набитые дураки.

— Они сразу поймут, что я деревенщина, и начнут смеяться надо мной. Прошу прощения, но мне пора возвращаться. Сомневаюсь, что здесь случится что-нибудь серьезное: на этом острове ничего не делают вовремя. И все же я должен быть в полной готовности. Просто на всякий случай.

— Как таинственно... Но именно этого я и ждала от охотника на людей.

— Я вижу, вы хорошо информированы.

— Тут все болтают и сплетничают. Сохранить тайну невозможно. Ладно, сержант Суэггер, самый таинственный человек на Карибах, я ухожу и не буду мешать вам выполнять свой долг морского пехотинца. Надеюсь, вы сохранили мою визитную карточку?