— Найди Шамса… конечно, если он сам хочет быть найденным. Приведи его к нам. Скажи ему, как сильно у меня болит сердце. Скажи ему, что его отсутствие убивает меня.

Последнюю фразу он проговорил шепотом.

Я обещал ему привести Шамса. Тогда отец схватил меня за руку и с такой благодарностью сжал ее, что мне пришлось отвести глаза. Мне не хотелось, чтобы он увидел в них нерешительность.

Целую неделю я обшаривал улицы Коньи, надеясь отыскать Шамса. К этому времени все в городе уже знали, что он исчез, и о его исчезновении ходило много слухов. Я встретился с прокаженным, который очень любил Шамса. Он познакомил меня со многими несчастными, которым помог странствующий дервиш. Никогда бы не подумал, что столько людей любит Шамса, ведь это были невидимые для меня люди, которых до тех пор я не замечал.

Однажды вечером я вернулся домой усталый. Что делать, куда еще идти? Керра принесла мне чашку с рисовым пудингом, благоухавшим розовым маслом. Она села рядом и стала смотреть, как я ем. Она улыбалась, но на ее лице я видел страдание. Трудно было не заметить, как она постарела за последний год.

— Я слышала, ты ищешь Шамса, чтобы вернуть его в наш дом. Тебе известно, куда он мог податься? — спросила Керра.

— Ходят слухи, что он отправился в Дамаск. А другие говорят, что он в Исфахане, Каире, даже в своем родном Тебризе. Надо все проверить, поэтому я еду в Дамаск. Ученики отца поищут, нет ли Шамса в других городах.

Мрачное выражение появилось на лице Керры, и она прошептала, словно подумала вслух:

— Мавлана пишет стихи. Прекрасные стихи. Отсутствие Шамса сделало его поэтом.

Опустив глаза, как будто вглядываясь в персидский ковер, Керра вздохнула несколько раз, а потом продекламировала:

Царя я видел с ликом Славы,

Он — глаз и солнце неба.

Я понимал, что Керра погружена в себя. Стоило лишь взглянуть на ее лицо, и становилось ясно, как страдает она страданиями мужа. Она была готова на все, лишь бы он улыбнулся. И все же она чувствовала облегчение, даже радость оттого, что наконец-то избавилась от Шамса.

— А что будет, если я не найду его? — с удивлением услышал я свой голос.

— Что ж поделаешь. Будем жить, как жили прежде, — отозвалась Керра, и в ее глазах вспыхнул свет надежды.

Я ясно понимал, чего желает Керра. Мне не нужно искать Шамса Тебризи. Мне не нужно ехать в Дамаск. Уехав из города, я мог найти где-нибудь подходящую придорожную таверну, пожить там, а через пару недель вернуться домой, сделав вид, будто без устали искал Шамса. Отец наверняка поверит мне на слово, и на этом все будет кончено. Возможно, это был бы наилучший выход из положения, и не только для Керры и Аладдина, который никогда не любил Шамса, но также для учеников и последователей отца, да и для меня тоже.

— Керра, что я должен делать?

И эта женщина, которая ради отца приняла ислам, которая была прекрасной матерью мне и моему брату, которая бесконечно любила своего мужа и запоминала наизусть стихи, посвященные не ей, эта женщина внимательно посмотрела на меня и ничего не сказала.

Мне надо было самому найти ответ.

Август 1246 года, Конья

Безрадостен мой мир, лишенный солнца, с тех пор как нет в нем Шамса. В нем холодно и тоскливо, и в душе у меня пустота. Ночью я не сплю, а днем брожу без цели по дому. Я здесь и не здесь — привидение среди живых людей. Все меня раздражают. Почему они такие же, как прежде, будто ничего не произошло? Не может жизнь не измениться, если в ней нет больше Шамса Тебризи.

Все дни с рассвета до заката я сижу один в библиотеке и вспоминаю Шамса. Например, как-то раз он со своей обычной хрипотцой в голосе сказал мне: «Когда-нибудь ты станешь певцом любви».

Не знаю, не знаю… Но эти слова помогают мне одолеть мрак в сердце. Наверное, этого хотел Шамс. Он хотел, чтобы я стал поэтом!

Жизнь тяготеет к идеалу. Все, что случается, — великое или малое, — все трудности, которые мы преодолеваем, суть священный план, начертанный Богом, чтобы вести нас к идеалу. Борьба — это внутреннее дело человека, желающего стать человеком. Вот почему в Кур’ане сказано: «Мы откроем Наши пути тем, кто борется на тех же путях». Нет такого понятия, как случайность или совпадение, в схеме Бога. И Шамс из Тебриза не случайно перешел мне дорогу в тот октябрьский день почти два года назад.

— Не ветер пригнал меня к тебе, — сказал Шамс.

А потом он рассказал мне одну из своих историй:

— Жил на свете ученый суфий, который был до того учен, что ему было дано чувствовать дыхание Исы. И хотя имел он всего одного ученика, это не мешало ему наслаждаться тем, что ему было дано. А вот ученик оказался другим. Желая, чтобы другие восхищались его учителем, он принялся просить его взять на обучение еще учеников.

— Хорошо, — в конце концов согласился учитель. — Если тебе так хочется, пусть будут еще ученики.

В тот же день они отправились на базар. На одном из прилавков они заметили свечи в виде птиц. Едва учитель дунул на них, как они ожили и улетели с порывом ветра. Восхищенные горожане собрались вокруг учителя. С того дня он обзавелся таким количеством последователей и поклонников, что ученику оставалось лишь мечтать о встрече со своим учителем.

— Ах, учитель, я был неправ. В прежние времена нам жилось гораздо лучше, — в отчаянии взмолился ученик. — Сделай что-нибудь. Пожалуйста, прогони их всех прочь.

— Ладно. Если тебе так хочется, я прогоню их всех.

На другой день, произнося проповедь, учитель раздул ветер. Его последователи испугались и один за другим, повернувшись к нему спиной, зашагали прочь. Остался лишь один ученик.

— Почему ты не ушел вместе с другими? — спросил учитель.

— Я пришел к тебе не из-за тогдашнего ветра, — ответил ученик, — и не оставлю тебя из-за теперешнего.

Все, что делал Шамс, он делал ради того, чтобы я стал лучше. Этого горожане не понимали. Шамс нарочно раздувал сплетни, действовал людям на нервы и произносил слова, которые звучали как богохульство для жителей Коньи. Он пугал и провоцировал даже тех людей, которые любили его. Шамс бросал мои книги в воду, чтобы я забыл свои прежние знания. Хотя все слышали его высказывания о шейхах и ученых, совсем немногие знали, как он умел тафсир[32]священные тексты. У Шамса были глубокие познания в алхимии, астрологии, астрономии, теологии, философии и логике, однако он прятал их подальше от невежественных людей. Он был факих, но вел он себя как факир[33].