И вовремя. Огненный вихрь пронёсся над берегом, сметая всё на своём пути. Находившихся поблизости от порохового склада солдат разорвало в клочья, тех, кто стоял дальше повалило на землю взрывной волной. Многих охватил огонь и они, ужасно вопя, бросились к реке. На месте порохового склада зияла огромная воронка. Редут был разрушен, пушки перевёрнуты.

Помещик Филин уцелел при взрыве, вовремя бросившись на землю. Смерть пронеслась над ним, почти не задев. Он поднял голову как раз тогда, когда Дунька Казанская, израсходовав весь в воздух в лёгких, вынырнула из под воды. С неба сыпались обломки, и острый кусок железа с рваными зазубренными краями, вошёл ей прямо в голову, мгновенно убив разбойницу.

Филин нетвёрдым шагом побрёл к реке и принялся вытаскивать из воды тело своей подруги, словно ещё не осознав, что она мертва. А когда осознал, то впал в абсолютную ярость, такую, когда собственная жизнь не имеет никакого значения, а значение имеет только то, сколько врагов ты успеешь убить прежде чем убьют тебя. Филин успел убить многих. За пазухой у него был припрятан кистень, а в ботфорте кинжал. Пользуясь тем что выжившие солдаты были полностью деморализованы, он умело и безжалостно крушил черепа и резал глотки до тех пор пока Антип Гуляев не выстрелил в него в упор из пистолета. Помещик Филин упал лицом в пропитанный гарью и кровью песок и больше не двигался.

После этого чёрная волна с ног до головы покрытых сажей воровских казаков обрушилась на остатки редута, словно жуткая армия чертей, вырвавшаяся из ада.

* * * *

Как только на острове началась пальба, лодки, вышедшие, с наступлением темноты на середину реки, начали быстро приближаться к галере. Солдаты, услышав шум вёсел, быстро расползлись среди банок и приготовились по команде открыть огонь.

— Товьсь, — шёпотом скомандовал поручик Маврикинский.

Солдаты взвели курки фузей и подсыпали на полки сухого пороха. Как только плоскодонки подошли ближе и на постицы полетели «кошки», раздался приказ.

— Давай ребятушки! Пли по супостату!

Солдаты дали залп. Всё вокруг заволокло едким дымом. В лодках раздались крики раненых. Но большого урона разбойникам пули не причинили. В темноте приходилось стрелять наугад.

Бешено матерясь, казаки полезли на борт галеры. Семёновцы отбивались прикладами фузей и багинетами. Один за другим убитые и раненные казаки валились в воду. Матросы абордажными топорами обрубили верёвки «кошек» и лодки отступили, вызвав громогласное солдатское «ура».

Но ушкуйники и не думали обращаться в бегство. Отойдя от «Дианы» они принялись стрелять из украденных из василёвского арсенала мортирок. Гранаты одна за другой рвались на борту галеры, производя настоящее опустошение в рядах семёновцев. Снова полетели «кошки» и на этот раз воровским казакам удалось ворваться на «царёв корабль», где пошла полная свирепой дикости рукопашная схватка.

В это время закрытый внизу Галаня, услышав шум боя, изо всей силы ударил плечом в дверь.

— Ага, бейся, бейся, дверь крепкая, не выбьешь, — пробурчал один из карауливших его солдат.

Галаня ударил ещё раз и крепкая дверь на этот раз угрожающе затрещала.

— Эй, а ну брось это! — не на шутку забеспокоившись, рявкнул второй солдат.

И тут дверь, несмотря на массивный засов, слетела с петель, погребя под собой одного из караульных. Второй попытался вытащить из-за пояса пистолет, но ошарашенный, на мгновение замешкался, и Галаня страшным ударом кулака вогнал его переносицу в мозг.

Расправившись с обоими караульными, атаман, вооружился их пистолетами и багинетом и стал пробираться по внутренним помещениям галеры к корме. Вскоре он оказался в тендалете, откуда лестница поднималась к люку, ведшему в каюту, где дрожал от звуков бушевавшего на палубе сражения астраханский губернатор Артемий Волынский.

Галаня поднялся по лестнице и приподнял крышку люка. Губернатор сидел в кресле, а по бокам его стояли два гайдука с саблями наголо. Атаман прикрыл крышку и поскрёб по дереву.

— Что это?! — взвизгнул Волынский.

— Крысы, — отозвался один из гайдуков.

Галаня поскрёбся ещё раз.

— Посмотри, — велел астраханский губернатор.

Гайдук открыл люк и, держа оружие наготове, начал спускаться в тандалет. Галаня выстрелил ему прямо в сердце.

* * * *

Гвардейцы яростно дрались среди банок и на куршее. Поручик Маврикинский разил своей шпагой одного врага за другим. Разбойники, словно тараканы, лезли из всех щелей, и вскоре я оказался в самом центре схватки. Передо мной неожиданно вырос огромный казак со стрелецким бердышом в руках. Промедли я хоть на мгновение, он бы размозжил мне голову. Я выстрелил в упор. Мой противник отлетел назад и распластался на палубе, корчась от нечеловеческой боли. Я вытащил нож и положил конец страданиям бедняги.

Из каюты Волынского один за другим донеслись три пистолетных выстрела, а вслед за ними вопль ужаса. Я бросился в кормовую надстройку и ворвался в каюту губернатора как раз в тот момент, когда Галаня занёс над тем солдатский багинет. Один из гайдуков, мёртвый, лежал возле открытого люка в тандалет, сжимая в руках ещё дымящийся пистолет.

Я направил свой пистолет Галане в голову, но за мгновение до того, как я нажал курок, тот каким то звериным чутьём почувствовал опасность и резко пригнулся. Пуля сбила парик с головы Волынского и разнесла позади него окно каюты.

Галаня повернулся лицом к внезапно появившейся опасности. Однако он никак не ожидал увидеть своего есаула, человека, которому он полностью доверял.

— Ты?! — выпучив глаза, взревел он.

Не дав ему опомниться я перехватил пистолет за дуло и швырнул его в Галаню. Окованная железом рукоятка разбила атаману голову. Он зашатался, а я, выхватив нож, бросился на него, направив удар в бок, чтобы пронзить печень. Но атаман успел перехватить мою руку, вывернул её так, что я взвыл от боли и выронил нож. А затем с нечеловеческой силой впечатал меня в стену каюты. Я сильно ударился головой, перед глазами всё поплыло. Я упал, а Галаня двинулся на меня. Я был оглушён, беспомощен. Он сдавил мне горло. Перед глазами поплыли красные круги.

Я уже попрощался с жизнью, когда очнувшийся от пережитого ужаса Волынский подобрал багинет и с яростным воплем вонзил его в спину Галани. Тот болезненно застонал, но не упал. Отшвырнув Волынского словно шавку одним резким движением, он повернулся, чтобы разделаться с ним раз и навсегда. Но астраханский губернатор вытащил из кармана камзола маленький пистолетик и выстрелил, целя в живот. Однако руки у него дрожали, и пуля попала в бедро. Но до кости не дошла, поэтому рана была