Бойцы потом рассказывали, что немцы приковывали своих штрафников цепями к шпалам, врытым в землю, и немецкие штрафники просто не могли покинуть свои огневые позиции… Интересуетесь, кем пополняли дивизию на Кубани?

Пополнение в дивизию в этот период было обычным, в основном из запасного полка.

Но было и частичное пополнение на месте. Не знаю, по чьему распоряжению, но были организованы полевые военкоматы, которые призывали в освобожденных станицах и хуторах мужское население соответствующих возрастов. Часто это были бывшие военнопленные, окруженцы или оставшиеся в оккупации молодые люди. Их, как правило, зачисляли в части без каких-либо проверок, забирали под гребенку.

Не знаю почему, наверное, потому, что большинство из них были в черных рубашках или ватниках, эту категорию людей в частях (даже в официальных документах) называли чернорубашечниками. В армейское обмундирование их переодевали при первой же возможности, но этот термин — чернорубашечники — закрепился в армии.

Двигаясь по дороге на Черкесск, мы попали в сильную метель, из-за которой на дороге образовалась пробка из машин и другой техники.

Глубокой ночью метель особенно разыгралась, и в кромешной снежной крутоверти навстречу нашей небольшой автоколонне вышла другая автоколонна, машин десять. Как оказалось, это была немецкая тыловая часть, которая в этой суматохе в поисках дороги на Невинномысск — Ставрополь сбилась с пути и оказалась в наших порядках. Ребята не растерялись, среагировали первыми и захватили эту колонну. Пленных под конвоем отправили в штаб дивизии, а трофеи достались нам, кстати, медсанбату были переданы две автомашины и различное другое имущество, которое нам было очень кстати.

Наш путь лежал по многим кубанским городам и станицам: Невинномысск, Армавир, Тихорецк и другие населенные пункты были освобождены и нашей 351-й дивизией. Местное население встречало нас по-разному, не все нам были рады, но в большинстве станиц местные жители встречали нас самогонкой, хорошей закуской и кубанским шоколадом — семечками. Однажды в станице Александровской на железнодорожных путях были захвачены несколько железнодорожных вагонов, один из которых был пассажирским. Этот вагон был полон пьяными немецкими офицерами и женщинами, которые так и не могли сообразить, как они очутились в наших руках. Такого стремительного наступления немцы, вероятно, не ожидали.

В вагоне мы набрали шоколад, настоящее французское шампанское, коньяк…

Темп наступления дивизии замедлился, когда мы начали боевые действия в приазовских плавнях. Это сплошные болота и бездорожье, даже по так называемым грейдерам движение автомашин было ограниченным, только «Студебеккеры» (их называли старшинами дорог) и «Виллисы» были способны преодолеть сплошное месиво из грязи. Подвоз боеприпасов и продовольствия был нарушен, стало исключительно трудно разворачивать полевые медицинские подразделения, а эвакуация раненых превратилась в труднейшую задачу. Доходило до того, что местное население из одной станицы в другую тащило на себе по грязи мины и снаряды, помогая войскам. Мы зашли в станицу Бринковскую, в ней разместились штаб дивизии и вспомогательные подразделения. Утром я с несколькими офицерами поехал на окраину станицы, где по тонкому льду пытались проехать через ерик машины медсанбата. Решили снять с машин часть груза и на руках доставить его через ерик, на окраине развернуть только приемно-сортировочное отделение и занять несколько домов под временный стационар для раненых. Саперы наспех сделали настил через ерик. Около восьми часов утра стали отчетливо слышны артиллерийские выстрелы и пулеметная стрельба, затем в этом грохоте отчетливо послышался лязг гусениц. По главной улице станицы на большой скорости мчались танки. Все подумали, что это наши танки, ведь немцы отступили на добрый десяток километров, но пригляделись и поняли, во что мы влипли — танки были немецкими. Что такое танковая атака, простыми словами описать невозможно, тем более у нас не было средств для ее отражения. На помощь подоспел наш истребительный противотанковый дивизион, артиллеристы с ходу развернули 76-мм орудия, смогли подбить несколько танков, но и их немцы здорово потрепали. Беспорядочный отход тыловых подразделений из Бринковской в Гривенскую был стремительным.

В оставленной нами станице осталось несколько офицеров штаба дивизии и небольшая часть медсанбата, те, кто успел утром переправиться через ерик. Через день немцев выбили из Бринковской, и мы с удивлением обнаружили, что и штабные офицеры, и часть санбата остались невредимыми и почти не понесли потерь. Оказывается, станицу атаковало несколько танков, пытавшихся прорваться к своим из окружения, и танкистам было не до поисков людей, попрятавшихся в подвалах и на чердаках.

Оперативно-тактическая обстановка менялась быстро, распутица и погодные условия не позволяли произвести быструю эвакуацию раненых.

В плавнях, где мы не могли полностью развернуть ПМП и медсанбат, передовые полковые медицинские пункты были перегружены ранеными и теряли мобильность.

Один из наших ПМП был оставлен на месте во время внезапного отхода одного из стрелковых полков из одной станицы (не помню ее названия), раненых вывезти не успели, и когда полк вновь овладел этим населенным пунктом, в сарае, в котором размещался ПМП, нашли трупы раненых, добитых озверевшими немцами, а к стене штыками был прибит замученный до смерти полковой врач…

Уже когда шли бои за Приморско-Ахтарск и Ейск, в один из дней у меня поднялась высокая температура, но я продолжал работать, пока стало невмоготу. Около месяца лечился в ТППГ. После выписки из госпиталя в свою дивизию я уже не вернулся.

Меня направили в отдел кадров Военно-медицинского управления фронта, в Краснодар, за новым назначением. Еще в очереди на прием к начальнику отдела кадров я услышал в разговорах офицеров медслужбы, обсуждавших проблему выбора хорошей должности, название Малая Земля, на которую никто особо не хотел попадать. Начальник отдела кадров предложил мне должность начальника медицинской службы бригады, на которую я согласился. После чего он вместе со мной пошел к начальнику ВМУ фронта генерал-лейтенанту медицинской службы Николаю Ивановичу Завалишину, который мне сказал, что моя стрелковая дивизия может пока обойтись и без начальника медсанслужбы, а я иду на равноценную, но очень почетную должность — начальника медслужбы 83-й отдельной бригады морской пехоты, которая в настоящее время воюет на Малой Земле. Я подтвердил свое согласие.

Генерал пожелал мне успехов на новом месте службы и попрощался.

Только теперь я понял, почему только меня приводили к начальнику ВМУ фронта.

После долгих поисков в Фальшивом Геленджике нашел штаб 18-й армии и Военно-медицинский отдел армии. На горизонте, в стороне моря, был слышен сплошной гул, от которого даже здесь, за много километров, земля ходила ходуном — это немцы бомбили и обстреливали маленький клочок земли, называемой Малой. Поглядывая в ту сторону, штабные армейские офицеры многозначительно вздыхали, покачивали головами и молчали. Уже потом мне стали понятны эти многозначительные вздохи.

Начальник медотдела 18-й армии полковник медслужбы Костев дал мне несколько дельных советов, касающихся будущей службы, и подчеркнул, что моя бригада выполняет боевые задачи на Малой Земле. Я отправился в Геленджик, комендант порта сказал, что ночью на Малую Землю уйдет караван судов.