Той же ночью я сел на один из мотоботов, идущих на плацдарм. Шлепала наша эскадра разномастных мелких суденышек медленно. Моряки не зря окрестили эту флотилию тюлькиным флотом, но это была единственная ниточка, связывающая защитников плацдарма с Большой землей. На море была сплошная темнота, нигде не было видно огонька, кроме редких сигналов, шедших в караване судов, берега мы тоже не видели. Во время перехода корабли отряда охранения, находившиеся мористее, временами открывали отсечный огонь по катерам противника, пытавшимся прорваться к каравану. Наконец, после, казалось бы, бесконечного пути, вдали на горизонте стали видны висящие в воздухе осветительные ракеты и частые разрывы в воде и на берегу. Бывалые моряки говорили, что такой концерт бывает каждый раз на подходе судов к плацдарму. Один из офицеров, подполковник из штаба 20-го стрелкового корпуса (CK), находившийся вместе со мной на мотоботе, объяснил мне, новичку, как нужно между разрывами преодолеть прибрежную полосу и начать карабкаться по почти отвесной скале, чтобы быстрее добраться до укрытий. Причаливание и разгрузка происходили под непрерывным огнем… Весь берег был освещен немецкими сигнальными ракетами. Добравшись до капониров, где размещались штабы группы войск и 20-го CK, я представился начальнику медслужбы группы войск, и после нескольких формальных вопросов он позвонил в штабт 83-й Краснознаменной Отдельной бригады морской пехоты, чтобы за мной прислали проводника. На Малой Земле так было принято, так как все передвигались по ходам сообщения и по траншеям, ведущим к своим подразделениям, и без сопровождающего новый человек просто бы заплутал.

Вскоре за мной пришел моряк-проводник, санинструктор медсанроты бригады Кузнецов, с которым, где ползком, где перебежками, где по ходам сообщения, мы добрались до штаба бригады, расположенного у подножия небольшой высотки. Кузнецов привел меня в землянку комбрига. Командовал тогда бригадой известный на флоте человек, бывший флагманский начальник физподготовки ЧФ, подполковник Дмитрий Васильевич Красников, но первым, кого я там встретил, был начштаба бригады подполковник Буряченко.

Как раз в эту ночь комбриг проводил совещание с командирами, которым я был представлен. Когда все стали расходиться, то присутствующий в штабе командир 144-го батальона морской пехоты подполковник Евсей Иосифович Тхор предложил мне идти вместе, так как санрота находилась рядом с позициями его батальона. С ним (ставшим впоследствии заместителем командира бригады) и с начальником связи бригады майором Александром Серобабой (погиб на Керченском плацдарме) у меня с первого дня сложились настоящие дружеские отношения.

Медсанрота бригады, куда я затем пришел, размещалась в подвале полуразрушенного здания. Немного в стороне сиротливо стояли два сарая, у которых были снесены крыши, а рядом — не то силосная, не то водонапорная разбитая башня.

Впереди меня ожидала жизнь и работа на Малоземельном плацдарме под Новороссийском.

— Как выглядел плацдарм на Малой Земле? Какие части на нем сражались?

— Это был маленький клочок земли, который хорошо просматривался и, естественно, простреливался противником. На плацдарме находились Управление Малоземельной группы войск и части 20-го стрелкового корпуса. 176-я стрелковая дивизия, 83-я и 255-я бригады морской пехоты, 8-я гвардейская и 107-я стрелковая бригады, другие войсковые части и подразделения. В последнее время стали появляться публикации и устные заявления о нецелесообразности плацдарма на Малой Земле, утверждения, что в нем не было никакой практической пользы и т. д.

Я могу ответить так: нужно рассматривать этот плацдарм в контексте с той обстановкой, которая сложилась к тому времени на этом направлении весной сорок третьего года, кроме того, надо спросить или пройтись по мемуарам противника — и как им жилось в районе Новороссийска по соседству с Малой Землей? Думаю, что тогда таких разговоров не будет. Малоземельцы помнят, как хотелось немецкому командованию в апреле 1943 года ликвидировать эту кость в глотке, были предприняты безуспешные попытки стереть плацдарм с лица земли, скинуть его в море. Поняв, что этот номер не прошел, немцы увеличили налеты авиации и усилили артиллерийские и минометные обстрелы.

— Какие силы имела медико-санитарная рота 83-й ОБМП?

— В составе медсанроты на Малоземельном плацдарме находился весь личный состав, согласно штатному расписанию. Командиром роты был ветеран бригады, капитан медслужбы Иван Михайлович Писаренко. Командиром медвзвода был майор медслужбы Золотарев, ординатором военврач 2 ранга Пестряков (оба хирурги), терапевтом была военврач 3 ранга Бриллиантова. Командиром санвзвода был тоже врач, но его фамилию я позабыл. Золотарева сменил опытный военный хирург майор Константин Викторович Макаревич, выбывший из строя по ранению во время высадки бригады на косе Бугаз осенью 1943 года. Там же, на Бутазе, погиб наш хирург, смелый и энергичный человек, военврач 2 ранга Алексей Николаевич Пестряков, подорвавшийся на мине вместе с двумя санитарами при высадке передового отряда бригады в районе озера Соленое. Кроме медсанроты, в каждом батальоне бригады был свой медико-санитарный взвод, которым командовал военврач. В составе медсанроты было немало опытных военфельдшеров, санитаров и санинструкторов из кадровых моряков, с большим боевым опытом, таких как Кузнецов или одессит Мишка Файницкий, которого я взял к себе в ординарцы.

— Какими были фронтовые будни Малоземельного плацдарма?

— Почти вся территория плацдарма (примерно 27–30 квадратных километров) была у немцев как на ладони и постоянно подвергалась налетам авиации, артиллерийским и минометным обстрелам. На участке обороны нашей морской бригады полегче было только на позициях 144-го батальона морской пехоты в Станичке, нейтралка там составляла 20–30 метров, и немцы, опасаясь попасть по своим, в сравнении с другими подразделениями реже бомбили позиции этого батальона. Вся территория Малоземельного плацдарма была перепахана бомбами, минами, снарядами, днем весь личный состав находился в укрытиях: в вырытых землянках, подвалах разрушенных строений или в лисьих норах, отрытых в подбрустверной стенке окопов. В светлое время суток передвигаться по поверхности было опасно. Люди настолько привыкли к непрерывным обстрелам, бомбежкам и ежедневным потерям, что ни на что не обращали внимания. Мне по долгу службы довелось облазить весь передний край, я хорошо узнал подходы к командным пунктам батальонов и отдельных рот, не говоря уже о детальном расположении медицинских пунктов и складов, и поэтому я прекрасно знал, как живут и воюют на плацдарме моряки бригады и бойцы из других частей.

Постоянная нехватка боеприпасов, на орудие приходилось четверть боекомплекта, поэтому в целях экономии боеприпасов специальным приказом разрешалось стрелять только на поражение, требовалось беречь каждый патрон.

На весь плацдарм был единственный водоисточник, от которого ночью воду в термосах и других емкостях носили на передний край. Но за ночь от передовой и обратно ротные водоносы успевали от силы сделать два рейса. У источника скапливались делегаты со всего плацдарма. Противник это хорошо видел и в горячее время накрывал место водоисточника плотным огнем. Позже саперы стали копать колодцы прямо на передовой и иногда находили питьевую воду. Кормили личный состав хлебом, сухарями, мясными, рыбными и овощными консервами, и нередко такой дрянью, как мясо дельфинов, кто это хотя бы раз попробовал, тот со мной согласится, но голод — не тетка. В мае — июне на плацдарме появились случаи дизентерии и участились авитаминозы, особенно авитаминоз С, но к середине лета медики плацдарма справились с этими проблемами. С Большой земли нам прислали витаминизированную горькую дегтеобразную ореховую пасту, в которую добавляли сухари, виноградные листья, и из нее делали малоземельский квас, который пили на передовой вместо воды.