– Как сообщают наблюдатели, на проспект Сахарова продолжают прибывать люди. По данным полиции, через периметр безопасности прошли уже более двадцати пяти тысяч человек, и организаторы митинга не сомневаются, что это только начало. В своем твиттере они заявили, что ждут не менее миллиона и с радостью встретят всех желающих…

– Всех желающих! – Антон отключил онлайн-трансляцию, убрал планшет в рюкзак и задумался, поскольку доброжелательное «Приходите все!» не имело ничего общего с реальным положениемвещей.

Увы.

Из-за митинга полиция перекрыла не только проспект Сахарова, но также улицу Маши Порываевой и часть Каланчёвской. Буторин об этом не знал, поскольку никогда раньше в политических мероприятиях участия не принимал, спокойно доехал на метро до станции «Красные Ворота», но уже в битком набитом поезде понял, что людей ожидается много, на платформе ощущение усилилось, а на поверхности стало ясно, что митинг получается массовым.

На улице оказалось довольно много полицейских, зорко наблюдающих за идущими на Сахарова, но самый неприятный сюрприз поджидал Антона у Каланчёвской и представлял собой периметр безопасности, попасть внутрь которого можно было, лишь пройдя через металлодетектор.

То есть нечего и думать оказаться на проспекте с лежащими в рюкзаке ножами.

«Что же делать?»

Антон осторожно, чтобы не привлечь внимания полицейских, повернул от периметра, дошёл до Казанского вокзала, уселся на бордюр и задумался.

Пройти на митинг с ножами не получится, устраивать атаку здесь, перед периметром безопасности, бессмысленно: полицейских слишком много, схватят за секунды… Да и не этого хотел Буторин, совсем не этого. Зверь, которого разбудила Шера, требовал большой крови, но при этом сам хотел оставаться безнаказанным. Не потому, что был труслив, нет – просто зверю хотелось убивать как можно дольше, зверь хотел насладиться кровью, купаться в ней, пить её… И не хотел попасть в клетку за одно-единственное убийство.

Зверь жаждал больших беспорядков.

Он хотел, чтобы всё вокруг пылало, а сквозь крики и звуки ударов отчётливо чувствовался запах смерти.

«Ладно, – холодно подумал Антон. – Ножи придётся оставить в камере хранения, но это не проблема: когда всё начнётся, я найду оружие. Главное – оказаться в толпе…»

* * *

Южный Форт,

штаб-квартира семьи Красные Шапки

Москва, Бутово,

3 июля, воскресенье, 17:48

– Следующий лот! – громко провозгласил Майно, оглядывая дикарей. – Кто выставляет следующий лот?

– Я!

– Я!

– Я!!! – наперебой заверещали дикари, отталкиваясь, ругаясь, плюясь друг в друга, но не скатываясь в потасовку.

– У меня товар бери!

– У меня!!

– Спокойно! Соблюдайте очередь! – распорядился шас и улыбнулся: – У всех возьмём… И всем заплатим.

– Ура!

– Ура великому фюреру! – поправил обрадованных сородичей кто-то из Шибзичей, и Форт послушно грянул:

– Ура великому фюреру!

Кувалда улыбнулся и выпил. Шасы ограничились улыбками.

Всё шло идеально.

Бизнес рос на двадцать процентов каждые четверть часа, и не верилось, что ещё этой ночью Майно опасался за дополнительные вложения в выигранный на той неделе в карты интернет-магазин, не будучи уверен ни в том, что Шапки захотят им пользоваться, ни в том, что на стартап обратят внимание клиенты.

Но всё получилось!

«ЭлектроБарыга» работал, клиенты сгребали дешёвый товар, предлагаемый Майно под девизом «Финальная чистка склада! Только сегодня!», а толпа во дворе хоть и поредела, но не исчезла. Некоторые дикари ждали очереди сбросить товар, другие просто болтались во дворе, ленясь отправиться на грабёж, но большинство Шапок с вожделением ожидали, когда на мониторе появится изображение их товара, будет предложена толковая цена и добрый Лебра переведёт им крупную сумму.

Добрый Лебра…

Сейчас Красные Шапки видели в близнецах Томба волшебников, добрых, как Дед Мороз, и таких же щедрых. Испарилась традиционная неприязнь, куда-то подевалось недоверие, ощущение царящего во взаимоотношениях обмана, всего за пару часов молодые шасы сделали для взаимоотношения семей больше, чем все торговцы за всю историю: Шапки их почти полюбили. Ну в том смысле, которое они вкладывали в понятие «любовь», хотя и это немало…

– Внимание! Поступило предложение на лот номер 168! – объявил Лебра.

– Это я! Это я! – Один из Шибзичей принялся прорываться к подиуму.

– Партия беспроводных наушников…

– Пятьдесят коробок!

– Продано!

– Ура!!!

– Вечно Шибзичам везёт, – прошипел Утюг. – То и дело их вызывают, а я страдаю тут из-за них.

Утюг отдал в «ЭлектроБарыгу» два десятка устаревших пневматических пистолетов, никому не нужных настолько, что сородичи даже не украли их из незапертого чулана, и искренне недоумевал, отчего покупатели не дерутся за ценный приз.

– Потому что у Шибзичей товар правильный, а у тебя – фуфло какое-то, – немного обидно объяснил Утюгу Штекер.

– Нет, мля! – резко парировал уйбуй. – Это всё потому, что у них одноглазый великим фюрером сделался! Он во всём виноват!

Штекер промолчал, не желая вступать в бессмысленный спор, а Утюг сначала с ненавистью посмотрел на Шибзича, радостно размахивающего изрядно пополневшей карточкой.

– Тачку в кредит возьму! – верещал счастливчик. – «Ладу Весту»!

А затем Утюг перевёл взгляд на великого фюрера:

– Всё, сука, пора тебе преемника вставить, а то совсем оборзел, смотрю…

А притомившийся Кувалда развалился в кресле и купался в потоке обожания внезапно разбогатевших подданных. И до сих пор не мог поверить, как ловко он сумел уговорить шасов придумать для семьи почти бесплатного барыгу.

«Можно будет Форт отремонтировать, – думал он, благодушно оглядывая потрёпанную Родину. – Портрет обновить, а то вечно его помоями из верхних окон обливают… Для кучи оградку сделать позаковыристей, можно даже кованую…»

Жизнь казалась прекрасной, перспективы – радужными, бутылка виски подходила к концу, и только Кувалда подумал, что нужно послать Заморыша за следующей, как послышались вопли, то ли приветственные, то ли ругательные, рёв моторов, кажется, выстрелы, и в ворота Форта въехал чёрный, как волосы навов, армейский внедорожник с необитаемой пулемётной башней на крыше.

А вслед за «Тигром» появился семитонный фургон, мультимедийный борт которого украшала бойкая надпись: «Долой коррупцию!» – и его появление напомнило великому фюреру печальное демократическое прошлое.