– Нет, правда? Или вы всегда празднуете, когда меня нет дома?

Они с легкой тревогой уставились мне в глаза.

– Марго, сегодня у мамы день рождения, – сказал папа.

Ну конечно же! Первое мая… Я не только забыла про подарок, я ее даже не поздравила. Сегодняшний день приносил один сюрприз за другим.

– Господи… – Из глаз снова закапали слезы. Наверное, скоро умру от обезвоживания. – Какой кошмар… Поверить не могу, что я…

– Эй! – перебила мама. – Не драматизируй. Тебе было не до того.

– Это не оправдание.

– Марго, если бы я хотела, чтобы вся твоя жизнь вращалась исключительно вокруг меня, то вместо дочери завела бы собаку.

Странная аналогия, но ладно.

Вмешался папа:

– Я купил твоей маме торт у «Джексона». Давайте завтра сядем и отпразднуем? Договорились?

Они еще раз обняли меня, и я пошла к себе. Мама в силу доброго характера пыталась меня приободрить. Однако то, что я забыла про ее день рождения, не просто плохо. Это ужасно. Я, как одержимая, не вижу ничего вокруг.

Я влезла в пижаму и обняла подушку. В голове стучало, кости ныли, щеки тянуло от слез. Как, черт возьми, до такого дошло – чтобы я в истерике просила папу с мамой о помощи? В чем причина? В работе? Это дело стало для Марго Мертц последней каплей?

Труди Кин тоже в какой-то момент сломалась. В пятнадцатой, самой последней книге авторы (литературные негры) решили, что достойным завершением саги станет сокрушительное поражение. Труди ушла в отставку, нашла себе мужа и родила ребенка, «как и надлежит каждой достопочтенной женщине»[134]. С тех пор она жила долго и счастливо, своим примером вдохновляя девушек по всему миру отказаться от задумок и планов.

Как по мне, мрачнее финала не придумать[135]. Лучше бы она утонула в озере или погибла от шальной пули в перестрелке на автозаправке. Надеюсь, я в отличие от нее не паду так низко.

Пойти в полицию – все равно что расписаться в собственном бессилии, в том, что это дело мне не по зубам. А если не пойти, оставить все как есть – ничего не получится. Не важно, сколько ноубтуков я разобью. Если я хочу, чтобы Крис со своими приспешниками получили по заслугам, надо не молчать, а предать историю гласности.

Вопрос один: согласятся ли жертвы? В полиции наверняка заявят, что те должны выдвинуть обвинения. Потратить уйму времени, раскрыть себя, вытерпеть унижения, и все ради сомнительного результата. До чего тернист путь к справедливости… Пока дойдешь – весь исцарапаешься.

Я так устала, что хотелось одного: чтобы родители оказались правы. Надо передать это дело специалистам. Сложить с себя обязанности.

Я перевернулась на спину и уставилась в окно. Дождь все еще шел и заканчиваться не спешил. С ним было спокойно. Водосточный желоб, как всегда, стучал по стене. Обычно этот звук меня бесил: неравномерное «бах-бах-бах» выбивало из ритма. Сегодня постукивание странным образом успокаивало. Знакомое, привычное. Самое стабильное, что есть в моей жизни. Вот бы дождь никогда не заканчивался…

* * *

Утром я проснулась с дикой головной болью. Так всегда бывает, если я в половине седьмого не выпью чашку кофе. Я перевернулась и глянула на телефон. Два тридцать пять. Не ночи – дня. Ничего себе, я выспалась! Последний раз со мной такое бывало… не в этой жизни точно.

Я сходила на кухню, выпила растворимого кофе (та еще гадость) и хотела снова взяться за работу. Однако увидела, что родители сидят рядышком на диване и разгадывают кроссворд, и подумала: к черту все! Крис, «Шлюшки Рузвельта», моя летящая под откос жизнь подождут до понедельника.

Этот день я провела дома, со своей семьей: мы ели вчерашний торт, смотрели старые фильмы, делали уборку. Я решила побыть дочерью и живым человеком, хотя бы один раз по примеру Господа взяв в воскресенье выходной.

– Вот уроды! Ну и козлы!

Мне доводилось общаться с адвокатами – обычно под видом Мелани П. Стратт. Чаще всего они соответствовали ожиданиям: были вежливыми и рассудительными, в общем, профессионалами. А вот Кэролайн Голдштейн… она оказалась совсем другой. Например, она обожала слово «уроды» и вставляла его в каждую фразу.

– Ну и уроды![136] Какая мерзость. Чтоб им провалиться! Эти мелкие ублюдки у меня еще попляшут!

Когда я сказала родителям, что не хочу обращаться в полицию и к директору Палмеру, мама предложила поговорить со знакомым юристом (с которым она ходила на фитнес) – та специализировалась на коллективных исках. Однако ее знакомая не работала с преступлениями в Сети, поэтому направила меня к своему коллеге, а тот переадресовал к Кэролайн. Видимо, юристов, которые занимаются онлайн-порнографией, найти очень сложно. Интернет появился сравнительно недавно, и законодательство за ним не поспевает. (Как по мне, это не оправдание. Пора принять пару нормальных законов!)

Я отправила Кэролайн письмо, где объяснила суть дела, дала ссылку на «Шлюшек Рузвельта» и приложила пару скриншотов. Она перезвонила через час. Первое же, что она сказала, это:

– Что за уроды!

– О да. Они определенно не красавцы, – ответила я.

– Прости, я говорю на эмоциях. Прямо сейчас сижу на сайте.

Я слышала, как она щелкает мышкой, листая страницы, и бормочет под нос:

– Уроды. Уроды![137]

– Итак, сколько человек готовы выдвинуть обвинения? – спросила Кэролайн, что-то яростно печатая.

М-да. Приплыли… Я-то надеялась, что Криса можно прижать без участия пострадавших девушек. Особенно Шеннон.

– Ну… Со всеми имеющимися у меня доказательствами – содержимым жесткого диска, скриншотами переписок и прочими уликами – я надеялась, что можно обойдись без помощи девушек.

Стук по клавишам затих.

– Ясно. Видишь ли, вот в чем беда. Если нет пострадавших, то по факту нет и дела. Ты, конечно, можешь анонимно передать свои улики полиции. Но они получены незаконным путем. Я же верно поняла? Вряд ли Крис разрешал тебе копировать свой жесткий диск.