Кто найдет, я обещаю

По закону — третью часть!

Зал покатился со смеху, а пожилой рогоносец зашипел и потребовал извинений. Пришлось принести…

* * *

Из нищей Европы эмигранты после войны разъезжались кто куда: в США, Канаду, Австралию, Южную Америку. В рамках «плана Маршалла» американцы создавали для европейцев возможности обучиться востребованной профессии, поработать за границей. Такой возможностью воспользовался Борис Степанович и многие другие: они закончили курсы топографов и уехали в Африку, во французские колонии. Много лет он проработал в Марокко.

— Мы занимались съемкой местности. Для всего: дороги, мосты, плотины… Рабочих нанимали из местных, арабов. Иногда нанимались и берберы. Высокие, голубоглазые. Очень гордые. Я один раз назначил бербера бригадиром, он кивнул головой и сказал: «Я сразу понял, что ты назначишь главным меня. Ведь я — бербер!»

Некоторые историки считают берберов потомками атлантов.

В оазисах, что располагались в руслах высохших рек, стояли еврейские деревни. Здесь жизнь как будто не изменилась за последние столетия: те же одежды, те же обычаи. Съемочные группы приезжали сюда снимать фильмы на библейские сюжеты: обстановка была гораздо колоритнее, чем в самом Израиле.

Когда нужно было снести какое-нибудь здание, достаточно было сказать местным арабам, что работа — ломать, а не строить. Они приходили со своими кувалдами и начинали с упоением крушить здание, предназначенное на снос. Даже денег не просили. Зато они очень способны к языкам. Все руководство нашей фирмы были русскими, по-русски и между собой разговаривали. Так наши рабочие в кратчайший срок выучили русский язык! Акцент был — как у наших кавказцев. Странно, но когда в Марокко начались антиевропейские беспорядки, русских они практически не задели. Как-то раз мы ехали в машине и увидели впереди галдящую толпу местных. Я на всякий случай сунул руку в сумку, где у меня лежал пистолет. Сидевшие в машине рабочие покосились на меня, но ничего не сказали. Толпа на дороге, как оказалось, собралась из-за транспортного происшествия, и мы спокойно поехали своей дорогой. Через некоторое время рабочие спросили меня: зачем руку в сумку засунул? Я честно ответил. Они засмеялись:

— Месье Борис, ты всегда к нам хорошо относился. Поэтому, пока мы с тобой, тебе бояться нечего!

Но французов они резали нещадно. Потом в это место приходил Иностранный легион — истреблял местных. Как правило, тех, кто был к погромам не причастен. Но понять суть происходящего было несложно. Французы относились к местному населению как к людям второго сорта. Один раз два французских инженера пригласили меня с товарищем пообедать. Мы пошли в ближайший ресторан. Всех арабов, которые попадались на пути, они пинками отправляли в сторону! Нас это ужаснуло, а для них было нормально. Другой случай — один араб продавал французу земельный участок. Покупатель очень своеобразно подсчитал его размер: длину участка он не умножил на его ширину, а сложил! И заплатил за каждый квадратный метр. Неграмотный араб остался в дураках.

* * *

Центральная Африка, где существовало несколько французских колоний, стала для Бориса Степановича новым местом работы. Джунгли, болота. Но здесь нужно было строить дороги и плотины, а для этого требовались топографы.

— Рабочих опять нужно было нанимать из местных. Отношение к работе у них было своеобразное. Один негр через две недели трудовой деятельности честно заявил мне, что больше работать не хочет. Он заработал на пробковый шлем и широкий кожаный пояс. Больше ему ничего не требовалось: фрукты росли повсюду, джунгли кишели дичью, одежда не нужна.

В другой раз я выдавал жалованье, все рабочие встали в очередь. Один из них потом долго смеялся. Я спросил у него, почему он так веселится. «Месье Брюно, я у вас вообще не работал, а жалованье получил!» Поди отличи их одного от другого…

Шоколадные девушки-негритянки были просто очаровательны. У них был очень простой способ показать мужчине, что он ей нравится. Она брала его руку и клала на свою вечно обнаженную грудь. Когда одна такая красотка проделала это со мной на глазах у коллег, я несколько засмущался.

В городок приехал фотограф, несет свою камеру с треногой. Ему навстречу — две негритянки в костюмах Евы, с узелками в руках. Они быстро договариваются о цене, разворачивают узелки, облачаются в яркие платья и позируют для снимка. Потом снова раздеваются и идут своей дорогой. Так они с помощью фотографий свою цивилизованность показывали.

Вблизи деревни, где мы работали, поселился удав и начал таскать домашний скот. После того как он украл очередного поросенка, местные жители его выследили. Наевшегося удава, пока он не переварил свою жертву, можно брать голыми руками. Но крестьяне убивать cm не стали: для них удав — священное животное. Они привязали его к длинной палке и отнесли к другой деревне: пусть разбойничает у соседей!

После событий в Индокитае и разгрома французов у Дьен Бьен Фу беспорядки начались в большинстве французских колоний. Стало понятно, что французы не так непобедимы, как это казалось раньше. Удерживать колонии силой Франция уже не могла и не хотела: это было невыгодно. Вместе с уходом французов уехала и топографическая фирма Бориса Степановича. Перед отъездом из независимого Марокко знакомый инженер устроил ему поездку по всем объектам, в строительстве которых Брюно принимал участие. Грустное было зрелище. За короткий срок, прошедший со времени ухода французов, почти все они пришли в запустение и потихоньку разваливались. Местные власти не знали, что со всем этим делать. Слезы наворачивались на таза, но таков был ход истории. От скромных русских топографов не зависело ничего.

— Почти все члены группы собрались переезжать в Америку. Один из моих рабочих, который давно трудился у нас и неплохо говорил по-русски, просил меня взять его с собой. Я объяснял ему, что это невозможно, что ему не дадут визы в США.

«Ну почему? — недоумевал бедный Али. — Я ведь буду на тебя работать. Тебе не нравится, как я работаю?» — «Нет, Али, нравится, но тебя туда не пустят…»

Мне было его жаль. Как и нас самих.

* * *

В Соединенных Штатах Борису Степановичу пришлось начинать все заново. Сначала он был разнорабочим, потом — сотрудником библиотеки университета. Получил американское гражданство.

— Долгое время я был бесподданным, но в США так долго прожить невозможно. Конечно, это было формальностью, но мне в толпе людей, проходивших натурализацию, пришлось клясться в верности флагу. Меня мучила совесть: дескать, кровь за него готов проливать. На самом деле я за этот флаг ничего проливать не собирался.

Выйдя на пенсию, Борис Степанович переехал во Франкфурт, чтобы работать в «Системе». Приносить НТС посильную пользу. Он жил напротив «Посева», в том же доме, что и Ариадна Евгеньевна.

* * *

Когда старик затягивался сигаретой, он часто поучал меня:

— Бросай курить, Андреюшка. Семьдесят лет этим занимаюсь, и ничего хорошего.