Эвелин тоже предпочла бы жить жизнью нормального человека. Увы, Джаспер украл у нее такую возможность. Зато он открыл ей глаза на проблему, о которой она даже не задумывалась. И вот теперь она задалась целью найти ответ. Если она сможет уберечь от мучений или даже смерти хотя бы одного человека, — будь то шестнадцатилетняя девушка, пятидесятилетняя женщина или девятнадцатилетний парень, — ее самопожертвование окупится сполна. Нельзя допустить, чтобы Джаспер или кто-то другой вновь ушел безнаказанным, оставив после себя боль, унижения и смерть.

«Ну что, ты вернулся, — подумала она, представив себе его юношеское лицо, каким она запомнила его со школьных дней: безусый юнец, этакое воплощение невинности и наивности. — Я буду бороться с тобой, причем до последнего дыхания — как то было прошлым летом».

Впрочем, если нужно, с Фицпатриком она тоже поборется.

— Я оплачу тебе перелет, — сказала мать. — Иди домой и собери вещи.

Когда Джаспер сделал с ней то, что он сделал, ее родители пережили самые страшные дни в своей жизни. В течение трех дней никто не знал, где Эвелин и три ее подруги. Все, и в первую очередь ее родители, Лара и Грант, страшились того, что полиция обнаружит уже мертвое тело. Или же не найдут ничего — даже следа. Мать как-то сказала, что больше всего ее пугала перспектива того, что им до конца своих дней придется мучиться вопросом, куда исчезла их дочь. Неудивительно, почему они так переживают за нее сейчас. Разве поставишь им это в упрек?

С другой стороны, она основала Ганноверский дом и до сих пор верила в свое начинание. Как может она собрать вещи и уехать? Это означало бы… поражение.

— Мам, успокойся, — она приложила трубку к другому уху. — Мы ведь обе знаем, что ужасные вещи случаются и в Бостоне. И я тому доказательство. Помнишь прошлое лето? Джаспер приедет за мной куда угодно.

— При условии, что будет знать, где тебя искать. То, что ты делаешь сейчас, — это игра с огнем! — Судя по голосу, мать была на грани истерики. — Ты общаешься с садистами. Когда мы познакомились с Джаспером, это был такой милый семнадцатилетний паренек! В том, что произошло с тобой, нашей вины не было. Откуда нам было знать, что он за человек! Зато нам хорошо известно, с какими типами ты имеешь дело сейчас. Это самые страшные убийцы во всей Америке!

— По крайней мере я знаю, что они опасны. Им не застать меня врасплох, как то было с Джаспером, — сказав эти слова, Эвелин тотчас вспомнила, как не далее как вчера Хьюго прижал ее стене. «Хорошо все, что хорошо кончается», — подумала она.

Увы, ее ответ мать не удовлетворил. Эвелин поняла это по молчанию в трубке. На миг она даже подумала, что это прервалась связь.

— Мам?

— И твой отец еще удивляется, почему я сижу на успокоительных таблетках, — пробормотала в трубку мать.

Эвелин затаила дыхание. Она не ослышалась?

— Ты принимаешь лекарства? Это с каких пор?

Кстати, сестра в курсе? Даже если да, Брианна ничего ей об этом не сказала, когда они разговаривали с ней за пару дней до убийства Лоррейн.

— Мам? — Никакого ответа. — Отвечай!

— Это выше наших сил, — наконец ответила мать.

Эвелин со всех сил сжала телефонную трубку.

— Дай мне поговорить с отцом.

— Он только что вышел из комнаты. Я скажу ему, чтобы он позвонил тебе завтра, — сказала Лара и положила трубку.

Эвелин осталась сидеть, глядя на телефон. Не хватало ей теперь волноваться по поводу матери! Она уже собралась перезвонить ей, попытаться ее успокоить, как телефон зазвонил снова.

— Алло? — Эвелин вся напряглась, ожидая услышать в трубке материнский или отцовский голос. Но это был не отец, и не мать.

— Привет!

Амарок. Она откинула голову на спинку стула.

— И тебе тоже, — ответила она, пытаясь говорить как можно спокойнее, хотя живот скрутило узлом. Может, оно даже к лучшему, что это не родители. Кстати, это еще одна причина, по которой она приехала в Хиллтоп. Ее родители перенесли не меньшую психологическую травму, чем она. Что, в свою очередь, обязывало ее заботиться о них, ограждать от излишних волнений.

— Ты дома?

— Пока нет. Заехал в «Лосиную голову», чтобы позвонить тебе. Я тут собрался кое-куда съездить и кое-что проверить.

— Кое-что?

— Пес Билла Дженкинса нашел какие-то кости. Но ты особенно не надейся. Вдруг это кости животного?

— Есть что-то новое про Даниэль?

— Да. Именно поэтому я и звоню.

Эвелин мгновенно напряглась.

— Ты опознал руку? Это ее кисть?

— Окончательный ответ даст тест на ДНК, а это займет время. Но некоторые парни из ее списка узнали этот необычный лак.

Эвелин закрыла глаза.

— И на том спасибо. Можно сказать, шаг в нужном направлении.

Что ж, теперь им точно известно, что обе жертвы были сотрудницами Ганноверского дома.

— Ты раздобыл информацию по тем сотрудникам, чьи имена я тебе прислала?

— Да, а как насчет других? Тех, рядом с которыми прочерк?

— Если по ним нет контактной информации, то лишь потому, что у нас нет людей с таким именем.

— Я так и знал, что ты это скажешь. Черт, теперь, если получится, придется отслеживать их каким-то иным способом.

В трубке возникло молчание, затем послышался зевок, потом он что-то почесал — наверно, лицо.

— Эх, почему день такой короткий!

— Судя по голосу, ты устал.

— Ты тоже. Ты готова уехать с работы?

— Пока нет.

— Окажешь мне одну услугу?

— Разумеется.

— Позвони мне на пост, когда будешь готова. Я должен знать, когда ты ушла с работы и когда приедешь — домой.

— Хорошо, но тебе придется немного подождать.

— Это почему? После последних двух ночей я бы не советовал тебе засиживаться долго. Лучше побереги силы. Боюсь, нас ждет марафон, а не спринт.

Если честно, она бы предпочла это не слышать. Пусть все окончится прямо сейчас.

— Просто я жду, когда придут уборщики.

— Зачем тебе их ждать?

— Они единственные, у кого есть ключ от кабинета Фицпатрика.

И вновь молчание.

— Ты решила попасть к нему кабинет? Зачем? — наконец спросил Амарок.

— Хочу взглянуть, что там у него.

— Что-то не нравится мне эта твоя затея, Эвелин. Что если он тебя застукает? Или узнает позже?

— Фицпатрик явно что-то замыслил. И я должна выяснить, что именно, — чтобы спасти свою работу, свою карьеру, свою психику. Может, даже жизнь.