– Почему вы так решили?

Том подробнейше рассказал обо всех событиях, особенно напирая на смерть Фредди Майлза, потрясшую Дикки.

– Как вы думаете, Ричарду было известно, кто убил Фредди Майлза?

– Думаю, что нет.

Мак-Карон перевел взгляд на Мардж.

– Нет, – произнесла она, отрицательно покачав головой.

– Скажите-ка мне вот что, – начал Мак-Карон, обращаясь к Тому, – как вы считаете, может ли все это быть ключом к дальнейшему его поведению? Может ли он и теперь продолжать скрываться, чтобы избежать встречи с полицией?

– У меня нет никаких оснований для категорических утверждений.

– Как вы думаете, мог ли Дикки опасаться чего бы то ни было?

– Не могу себе этого представить, – ответил Том.

Мак-Карон начал расспрашивать, насколько близкими друзьями были Дикки и Фредди, не было ли между ними каких-либо денежных счетов, соперничества на романтической почве…

– Я знаю только одну девушку, с которой оба были знакомы, – тут же откликнулся Том. – Это – Мардж.

На что Мардж тотчас возразила: она никогда не была девушкой Фредди, поэтому какое-либо соперничество на этой почве исключается, и пусть Том скажет, что именно он был лучшим другом Дикки в Европе.

– Я бы не стал утверждать это, – отозвался Том. – Я считаю, что лучший друг Дикки – Мардж Шервуд. Я вообще не знаю ни о каких других друзьях в Европе.

Мак-Карон снова уставился на Тома:

– Каково ваше мнение насчет этих поддельных чеков?

– А разве они поддельные? По-моему, никто этого однозначно не утверждал.

– Я вообще не думаю, что чеки поддельные, – вставила Мардж.

– Мнения экспертов на этот счет разделились, – начал Мак-Карон. – Многие считают, что подпись на чеках, предъявленных в Неаполитанский банк, подлинная. А это означает только одно: если на каких-то других чеках она поддельная, то Дикки покрывает кого-то. Если согласиться с тем, что часть чеков подписана не им, то, как вы считаете, кого именно он мог бы покрывать?

Том заколебался, а Мардж твердо заявила:

– Я достаточно хорошо знаю Дикки и не могу себе представить, чтобы он мог покрывать кого-либо. С какой стати?

Мак-Карон пристально смотрел на Тома, то ли сомневаясь в чистосердечности сказанного им, то ли тщательно обдумывая только что услышанное. Трудно сказать. Мак-Карон выглядел как типичный американец, занимающийся перепродажей автомобилей или чем-нибудь еще в этом роде. Жизнерадостный, солидный, весьма ограниченного интеллекта, обычно обсуждающий бейсбол с мужчинами и говорящий плоские комплименты женщинам. Том был весьма невысокого мнения об его уме, но было бы все-таки глупо недооценивать противника. Его небольшой, с пухлыми губами рот приоткрылся, и он произнес:

– Не могли бы вы, мистер Рипли, спуститься со мной вниз и уделить мне несколько минут для разговора, если вы еще располагаете временем?

– Конечно, – отозвался Том вставая.

– Мы ненадолго, – обратился сыщик к мистеру Гринлифу и Мардж.

Уже стоя на пороге, Том оглянулся: мистер Гринлиф приподнялся со своего места, как бы собираясь сказать что-то, но Том его уже не слушал. Для него вдруг стало важным, что идет дождь и серые струйки растекаются по оконным стеклам. Торопливым затуманенным прощальным взглядом он оглядел все вокруг: Мардж, такая маленькая и нелепая посреди этой большой комнаты; мистер Гринлиф, вдруг превратившийся в дряхлого, трясущегося старика, пытающегося протестовать. Но главное во всей этой картине была сама комната: уютная, с видом на капал, на другой стороне которого стоял его дом, невидимый сейчас из-за дождя. Его дом, который он, наверное, уже никогда не увидит.

А мистер Гринлиф спрашивал:

– Так вы вернетесь назад всего через несколько минут?

– О да, – ответил Мак-Карон с беспристрастностью прокурора.

Они подошли к лифту. “Неужели это происходит именно так? – размышлял Том. – Несколько негромких слов, сказанных в коридоре. Его препроводят в итальянскую полицию, а Мак-Карон, как и обещал, вернется в номер мистера Гринлифа”. Мак-Карон держал в руках какие-то бумаги из своей папки. В лифте Том принялся внимательно изучать продолговатое лепное украшение возле светового табло в виде полоски с цифрами этажей, овал с четырьмя загогулинами. Этот овал с четырьмя загогулинами все время был перед его глазами, пока они спускались вниз.

“Придумай какую-нибудь простую, обыденную фразу, например касающуюся мистера Гринлифа”, – приказал себе Том. Он стиснул зубы. Только бы не прошиб пот. Вроде бы пока пет, по, быть может, все лицо заблестит от мелких капелек, когда они спустятся в вестибюль.

Мак-Карон едва доставал до его плеча. Как только лифт остановился, Том повернулся и, с усилием растянув губы в улыбке, мрачным топом спросил:

– Вы впервые в Венеции?

– Да, – ответил Мак-Карон.

Сыщик вел Тома через вестибюль.

– Зайдем сюда? – указал он на кофейный бар. Голос был вполне вежливым.

– Хорошо, – с готовностью согласился Том. В баре было не так уж много народу, но найти отдельный столик в укромном месте, где их никто не слышал бы, оказалось нелегко. Неужели Мак-Карон выбрал это место для того, чтобы загнать его в угол, выкладывая на стол один факт за другим? Он сел на стул, предложенный Мак-Кароном. Сам сыщик сел спиной к стене.

Подошел официант:

– Что угодно, синьоры?

– Кофе, – сказал Мак-Карон.

– Капуччино, – заказал Том. – А вы будете капуччино или эспрессо?

– А который со сливками? Капуччино?

– Да.

– Тогда я выпью капуччино.

Том заказал кофе.

Мак-Карон взглянул на Тома. Его маленький рот кривился в улыбке. Том тут же представил себе несколько возможных вариантов начала разговора. “Это вы убили Ричарда? История с кольцами – явный перебор, не так ли?” Или: “Расскажите мне подробно историю, связанную с той лодкой в Сан-Ремо, мистер Рипли”. Или просто и спокойно, подводя разговор к самому главному: “Где вы были пятнадцатого февраля, когда Ричард сошел с теплохода… в Неаполе? Хорошо, а где вы тогда жили? А где вы жили, скажем, в январе?.. Вы можете это доказать?”

А между тем Мак-Карон молчал и со слабой улыбкой разглядывал свои пухлые руки. Как будто для него было до смешного просто распутать весь этот клубок событий и сейчас он только силится облечь свои мысли в слова.

За соседним столиком четверо итальянцев оживленно беседовали, то и дело перебивая друг друга. Время от времени раздавались взрывы хохота. Тому очень хотелось уйти куда-нибудь подальше, но он сидел не шевелясь.

Том напрягся, ощутив, что его тело стало крепким, как железо, и теперь он в состоянии бросить вызов. Он услышал свой невероятно спокойный голос: