Остыла и дерзость Елены, она сказала умоляющим шепотом:

– Орион, не бросай вызов богам! Прошу тебя, не выступай против них. Это не приведет ни к чему хорошему.

Я не ответил. Слова могли только еще больше взволновать ее.

Мы уснули в объятиях друг друга. Когда я пробудился, судно наше слегка покачивалось, глухо пересмеивались мужчины: возвращались Лукка с воинами. Приближался рассвет.

Закрыв глаза, я сконцентрировал свои мысли на великой пирамиде Хуфу. Я настроился на эту массивную глыбу каждой частицей своего существа, пытаясь проникнуть в погребальную камеру, укрытую в ее глубине. Я отчетливо видел пирамиду, светлую на фоне темного звездного неба, испускающую свет, которого не увидеть смертному.

Я стоял перед великой пирамидой, она пульсировала светом, сияла и манила. И вдруг язык яркого синего пламени вырвался из ее вершины, трепетавший лучистый меч пронзил ночное небо.

Я стоял перед пирамидой. Точнее, мое физическое тело стояло перед ней. Но стражи не видели меня, как не воспринимали они и свет, излучаемый пирамидой.

Я не мог подойти к ней ближе. Путь мне словно бы преграждало непреодолимое препятствие. Я не мог сделать ни единого шага в сторону пирамиды. И я застыл в напряжении, пот стекал по моему лицу и груди, сливаясь в струйки на ногах.

Я не мог проникнуть в пирамиду. Золотой бог находился внутри, не позволяя мне войти. От кого защищался он – от меня или от своих сородичей, пытавшихся свести с ним счеты? Впрочем, какая разница? Я не могу попасть внутрь пирамиды, не могу заставить Золотого бога оживить Афину. И я закричал, разорвав тишину ночи своим воплем, и излил свой гнев и разочарование, но лишь равнодушные звезды внимали мне, а потом, обессилев, я рухнул на каменную мостовую перед гробницей Хуфу.

Лицо Елены побелело от страха:

– Что с тобой, Орион, что случилось?

Я лежал в нашей каюте, мокрый от пота, под тонкой простыней, едва прикрывавшей наши тела.

Голос я обрел не сразу.

– Сон… – выдавил я. – Который ничего…

– Ты снова видел богов? – тревожно спросила она.

Я услышал, как по палубе простучали босые ноги, в дверь забарабанили.

– Мой господин Орион? – послышался голос Лукки.

– Все в порядке! – крикнул я так, чтобы он услышал через закрытую дверь. – Дурной сон.

Все еще пепельно-серая, Елена вымолвила:

– Они уничтожат тебя, Орион! Если ты не откажешься от своего безумного предприятия, боги раздавят тебя, как букашку!

– Пусть, – согласился я, – но сначала я отомщу. А потом пусть делают со мной все, что угодно!

Елена отвернулась, выражая своей позой гнев и горечь.

Наутро я чувствовал себя дураком. Если причина моего вопля и занимала Неферту, из вежливости он не упоминал об этом. Экипаж поднялся на борт, и мы отчалили, продолжив путь к столице.

Все утро, пока мы медленно скользили вверх по реке, я разглядывал огромную пирамиду и следил за тем, как открывался глаз Амона, торжественно взиравший на меня.

„Золотой обратил пирамиду в свою крепость, – сказал я себе. – Я должен попасть в нее любым способом. Или же умереть“.

Шли недели, мы по-прежнему плыли по Нилу, долгие дни мы видели лишь солнце и реку, а долгими ночами я бесплодно пытался добраться до Золотого бога или кого-нибудь из творцов. Неужели они оставили Землю и куда-то исчезли? Или спрятались? Но кого же им опасаться?

Елена внимательно следила за мной. Она редко говорила о богах, лишь иногда перед сном.

Я гадал, каким моим словам она действительно верит? И подумал, что, скорее всего, она и сама не знает этого. Дни текли бесконечной чередой, лишь постепенно менялись берега. Несколько дней мы неторопливо проплывали мимо руин города. Он разрушался, каменные монументы валялись на земле.

– Здесь была война? – спросил я у Неферту.

Впервые я увидел на его лице раздражение, почти гнев.

– Это бывший царский город, – сдержанно произнес он.

– Царский? Ты хочешь сказать, здесь – бывшая столица?

– Да, недолго этот город был столицей.

Мне пришлось вытягивать из него всю историю по слову. Он не хотел говорить, но рассказ получился столь занимательный, что я засыпал Неферту вопросами и узнал всю повесть. Город именовался Ахетатон, его построил царь Эхнатон более сотни лет назад. Неферту считал Эхнатона злодеем, еретиком, отвергшим всех богов Египта, кроме одного – Атона, бога Солнца.

– Он причинил стране много горя, вызвал гражданскую войну, – подвел итог рассказчик. – А когда он наконец умер, город покинули. Хоремхеб и наследовавшие ему фараоны обрушили монументы и уничтожили храмы. Позор даже вспоминать о нем!

Замечая, насколько нелегко давался рассказ Неферту, я все же мучился в догадках, не предусмотрена ли ересь Эхнатона на тот случай, если одна из схем Золотого бога не сработает? Возможно, и я уже бывал здесь в одной из прежних жизней, о которой давно забыл. Или же творцы еще пошлют меня сюда расхлебывать заваренную ими кашу.

„Нет, – сказал я себе. – Годы моего рабства закончатся, как только я верну жизнь Афине“.

Мы плыли и смотрели, как крокодилы выползают на заросшие берега реки, как огромные гиппопотамы плещутся и ревут друг на друга, разевая огромные розовые пасти, утыканные обрубками зубов, производя при этом впечатление одновременно и ужасающее и смешное.

– Тут не поплаваешь, – заключил Лукка.

– Конечно, если ты не хочешь окончить свою жизнь, попав кому-нибудь в пасть, – согласился я.

Наконец мы стали приближаться к Уасету, могучей столице царства Обеих Земель. Заросшие тростником болота уступили место возделанным полям, потом появились выбеленные здания из сырцовых кирпичей. За рекой вновь стали видны усыпальницы, врезанные в западные утесы.

Мы плыли вперед, и строения становились выше и величественнее. Сырец уступил место обтесанному камню. Сельские дома сменились поместьями с яркими фресками на фасадах. Горячий ветер колыхал ветви изящных финиковых пальм и цитрусовых деревьев. Вдали показались огромные храмы, высокие обелиски и гигантские статуи человека великолепного телосложения, с невозмутимой улыбкой и стиснутыми кулаками.

– Все изваяния похожи, как братья-близнецы, – заметила Елена, обращаясь к Неферту.

– Все статуи изображают одного и того же царя – Рамсеса Второго, отца нашего нынешнего фараона Мернепта.

Колоссальные статуи рядами возвышались вдоль восточного берега реки.

Похоже, царь извел на монументы не одну гранитную гору.

– Рамсес был славным царем, – пояснил нам Неферту, – могучим воином и великим строителем. Он поставил эти изваяния здесь и во многих местах вверх по течению, чтобы напоминать нам о его славе и потрясать варваров юга, – даже сегодня, после смерти царя, они страшатся его имени.