Таким образом, проблема неполного соответствия Российской Федерации критериям членства в Группе восьми (аргумент конгрессмена-демократа Томаса Лантоса и сенатора-республиканца Джона Маккейна в 2003–2005 гг.) существует с самого начала и в частном порядке признавалась Белым домом. Вероятно, в дальнейшем администрация США будет поступать, исходя из соображений целесообразности, но с учетом имиджа российской власти, складывающегося у американского общественного мнения.

Участие России в работе «восьмерки», однако, по-прежнему остается неполным – финансово-экономические вопросы, для обсуждения которых первоначально была создана группа, продолжают обсуждаться в формате «семерки». Таким образом, интеграция Российской Федерации в состав наиболее престижного западного клуба растянулась на полтора десятилетия – от приглашения Горбачева в Лондон в 1991 г. до намеченного на 2006 г. саммита «восьмерки» в России под председательством президента Путина – и все еще остается неполной.

«Денверский пакет», составленный благодаря активному участию А. Чубайса, включал также вступление Российской Федерации в Парижский и Лондонский клубы кредиторов. Став – благодаря преимущественно безнадежным долгам стран «третьего мира» Советскому Союзу – членом этих клубов, Россия получила возможность несколько сбалансировать свой имидж мирового должника и объекта стараний (и контроля) Международного валютного фонда. Для избавления от этого имиджа потребовались дефолт 1998 г. и прекращение кредитования России со стороны МВФ, а затем уже решение

Москвы отказаться от внешних займов и начать выплату долгов (в том числе досрочную). Это стало возможно в результате резкого повышения цен на нефть.

В ПРЕДЫДУЩИХ РАЗДЕЛАХ ГЛАВЫ говорилось о проблемах взаимодействия России с ведущими западными институтами. В этом и последующих разделах речь пойдет о российско-западных взаимоотношениях в рамках международных институтов и системы международных отношений в целом.

К началу XXI в. российская элита в принципе была готова воспринимать Америку в качестве «первой среди равных». Свою страну российские руководители причисляют к числу «равных», т. е. к небольшой элитной группе держав – G-8 и Р-5. Цель Москвы в современных условиях – добиться «полноценного членства» Российской Федерации в Группе восьми и дееспособного Совета Безопасности ООН.

Такое отношение к проблеме мироуправления основывается на длительной исторической традиции. В XIX в. Россия была одним из учредителей европейского Концерта держав, гарантом – наряду с Австрией, Англией, Пруссией и позднее также Францией – легитимного политического порядка на континенте. Во второй половине XIX столетия российский монарх участвовал в Союзе трех императоров, в начале XX в. Россия была членом Антанты. Лишь большевистская революция помешала ей занять место за столом победителей в Версале и стать одним из основателей Лиги Наций.

Приверженность большевиков идее мировой пролетарской революции была недолгой аберрацией. Адепты этой идеи стремились к уничтожению всего старого порядка, но у них не было в мыслях иной роли для России, кроме роли детонатора «мирового пожара». Уже Ленин, однако, был вынужден из тактических соображений вернуться к элементам традиционной внешней политики (мирное сожительство с Западом, Рапалло). Сталин восстановил и закрепил державность как основу внешней политики страны. При нем СССР пытался блокироваться с Францией и Англией, делил с Германией Восточную Европу, а затем стал членом «Большой тройки». СССР подписал Атлантическую хартию и принял активное участие в создании ООН и разработке послевоенных контрольных механизмов для Европы.

Москва всегда дорожила постоянным членством в Совете Безопасности ООН. После распада СССР Российская Федерация приложила все силы, чтобы немедленно перевести это членство на себя. Россия продолжает рассматривать участие в соуправлении миром как свое неотъемлемое право и почетную обязанность.

После окончания «холодной войны», в ходе которой значение ООН существенно уменьшилось, Москва попыталась «восстановить роль ООН», т. е. придать ей определенные уставом функции, которые организация в действительности никогда не выполняла. Беспрецедентная встреча Совета Безопасности на высшем уровне в феврале 1992 г. породила надежды на то, что отныне важнейшие решения в области международной безопасности будут приниматься органом, в котором Российская Федерация не только постоянно присутствует, но и располагает правом вето.

Это могло бы произойти при двух условиях – если бы Москва приняла принципиальное решение о поддержке в Совете Безопасности позиции США и если бы Вашингтон решил проводить свои важнейшие политические решения через ООН, предварительно консультируясь с остальными постоянными членами Совета Безопасности. В таком случае Франции было бы труднее оппонировать США, а Китай, традиционно избегающий прямого противостояния по вопросам, его непосредственно не затрагивающим, предпочитал бы оставаться в стороне. Ни того, ни другого не случилось. Соединенные Штаты стали предпринимать односторонние действия, а Россия попыталась использовать новый расклад сил в мире для противодействия гегемонии США.

Так, устойчивое блокирование на протяжении ряда лет с Китаем и Францией, а затем также и с Германией против США и Великобритании при обсуждении в Совете Безопасности ООН иракского вопроса породило иллюзию возможности использования международно-правовых механизмов для сдерживания США. В российском элитном сознании на короткое время произошла фетишизация роли ООН. Иллюзии были развеяны вначале игнорированием США, Британией и Францией роли России при решении в 1999 г. косовского кризиса, а затем игнорированием мнения Совета Безопасности ООН со стороны США во время иракского кризиса 2003 г.

Советско-американские отношения эволюционировали от непосредственной подготовки к войне до ядерного сдерживания. Для СССР как экономически более слабой и политически менее влиятельной державы ядерное оружие «уравнивало шансы». Достижение военно-стратегического паритета с США имело огромное значение для Москвы. Фактически паритетный статус стал основой отечественной стратегической культуры, пережившей распад Советского Союза. Выступая сразу после трагедии в Беслане, президент Путин назвал помощниками террористов тех, кто действует, «полагая, что Россия – как одна из крупнейших ядерных держав мира – еще представляет для кого-то угрозу», которую «надо устранить»84.

Современные российско-американские ядерные отношения базируются на субстрате времен «холодной войны». Ситуация взаимного сдерживания сохраняется85. Дело не только в факторе технологии и силе инерции, но и в неопределенности стратегических отношений двух стран после окончания периода противостояния. «Остаточное сдерживание» призвано служить гарантией безопасности на случай резких перемен в поведении другой стороны. В случае США – от превращения России в «государство-изгоя». В случае России – от превращения России в объект нападения со стороны США подобно Сербии или Ираку. В итоге полтора десятилетия спустя после окончания «холодной войны» ядерные потенциалы США и России по-прежнему предназначены в основном для сдерживания (путем угрозы уничтожения) бывшего противника.