— Правды.

— О-о! — рукой махнул. — Правдолюб. Что тебе это даст? Есть резон в некоторых постулатах, сам бы порылся, а в основном не в ту сторону идешь.

— Я в одну иду — к Стасе.

— Кривовата дорожка.

— Другой нет.

— Есть, — прищурился. — Архив. Только будь осторожен. Пока ты тыкаешь в небо, но кто знает, чем оно обернется. Вообще, советую с Иваном поговорить. Я понимаю, ты сейчас в неадеквате, но пойми — нужно дальше жить и свое дело делать. Мы не фигней занимаемся, как ты мог заметить. А если и есть подводные течения, то подумай: какая нам на них разница? Всегда они были — явные, тайные, суть не в них — в нас. Не могли Стасеньку специально скинуть, клянусь. Иван к ней сколько я здесь, столько, как ты, смотрит с пожаром в глазах. Он бы ее в обиду не дал.

— Да? Тогда как ты пункт 3 устава патруля объяснишь?

— Нормальный пункт, как военному тебе он должен быть понятен. Есть дело и оно главнее, чем человеческий фактор группы. Ты должен выполнить задание. И когда ставится выбор между тобой, товарищем или выполнением приказа, понятно, что выбираешь выполнение задания. Потому что ты одной жизнью десятки спасаешь. Выбор есть?

— Нет. Поэтому, как бы Иван в сторону Стаси не дышал, но если складывается такая ситуация… ты понял, что он сделает.

— Намек: сделал? Нет, Коля. Я, конечно, его не защищаю, но винить как ты, без ума и разума не советую. Противненько. Я с ним пять лет. С ним, Стасей, Сван — я в них как в себе уверен. Да и нет здесь привычных тебе интриг, если ты еще не заметил. Заподозрил — сходи и поговори как мужчина, а не собирай сплетни и домыслы, основанные на постсоветском мышлении.

— А он мне ответит?

— А ты спрашивал?

Чиж вздохнул, не зная, что делать: вроде прав Иштван, кругом прав, но вроде и он не дурак.

— Черт, не знаю! Может, ты и прав… Я поговорю с Иваном, но после изучения архива.

— Вот это правильная мысль.

— Слушай, все-таки, зачем Стася в Древнюю Русь бегала?

— Выяснили уже. Вполне в ее духе благотворительный фонд организовать. Она года три все с мешками таскалась. У меня была мысль — неспроста крупы вечно берет. За каким они ей? Разговаривал — отмахивалась.

— Вы все отмахивались, а девчонка пропала! — разозлился Чиж.

— А ты что сделал? Мы свои жетоны не давали — ты у нас доброхотом подработал, загрузил ее, почти «зеленку» дал. Ясно пустой она не пойдет… Да что теперь? — поморщился. — А с Ильей, правда, интересно. Я пришел чуть позже, его не застал, не знал, что и как. Почему Иван молчал, Стася? Сказала бы, проблем бы не было, нет надо было Ивану нам впаривать про любовника, Стасе эту фишку поддерживать. Глупо, не находишь?

— Отчего? Наоборот умно, если учесть, что пары в группе не нужны.

— Ну, не так же!

— Спорно. Слышал: "все средства хороши", похоже, та ситуация. Но знаешь, чтобы не было, а я Стасю найду.

— Один умный? Многих так искали, про многих говорили — найду.

— И что?

— Единицы. Большинство так и остались в неизвестности.

— Стася не тот человек.

— Да нет, — усмехнулся Иштван, лукаво глянув на мужчину. — Ты не тот человек.

— Стася говорила, что будущее в наших руках и если сильно верить — получится.

— Тогда точно вернется. Я, ты, Иван, Сван, Ян — все верят. Выхода у Стаси нет, — рассмеялся. — Пойду, поспорю с каким-нибудь пессимистом на булочку с изюмом, что Русанова вернется.

Коля смущенно улыбнулся: все-таки хорошо когда в вере ты не один, и хоть здесь, хоть там, с тобой рядом твоя группа, верные друзья. И зря он криминал ищет — прав Иштван — менталитет и отсталое мышление подводит.

Пеши же смеялся, но в душе не до смеха было. Не верил он, что Стася вернется. Сколько в патруле служит, за все время может от силы пятерых нашли, домой вернули. Но в свое время сестренка научила его делиться радостью, а боль при себе оставлять. Как завещала, так и сделал, отдавая ей дань.

Стасю нервировал мужчина. Как ни откроет глаза — он рядом.

Кто он? Почему смотрит и смотрит на нее, будто наглядеться не может. Вот бы и ей на себя посмотреть и понять, что же его так привлекает, завораживает просто.

— Вы кто? — не выдержала. Теофил обрадовано улыбнулся — заговорила!

— Твой муж.

Стася нахмурилась: что это значит?

— Меня зовут Теофил, граф Локлей. Тебя Анхель, графиня Локлей.

Иона замер у приоткрытых дверей в спальню: интересный разговор. Пожалуй, стоит послушать его продолжение.

— Теофил?

— Да. Твой муж.

— Муж? — зачем он это повторяет?

— Да.

— И?

— Не помнишь, кто такой муж, кто такая жена? — сообразил мужчина. Присел на край постели перед женщиной, взял руку и поцеловал. — Те, кто вместе и в горе и в радости, кто поклялись перед Господом в верности друг другу, кто любит.

"Любит", «Господь», "клятва" — не складывались и представлялись разрозненными определениями.

— Господь?

— Наш создатель.

— Наш?

— Наш: твой, мой, людей.

— Господь проектировщик, нас собирают поточным методом?

Теофил нахмурился не понимая.

Иона усмехнулся: Стася! Узнаю, родная. Так я и думал — ничего ты не забыла, за нос водишь. Вопрос кого? Его или меня?

— Господь — Высший дух добра и света. Любви.

— Дух? Высокий? Добра. И света, — повторила задумавшись. Ей представился высокий человек неизвестной расы с улыбкой на губах и фонариком в руках. Одно не вписывалось в образ — сборка людей. Да и остальное, казалось курьезным. — Хм. А муж, любовь?

— Я люблю тебя, а ты меня.

— Да? — женщина наморщила лоб и уставилась в потолок, желая удостовериться, что любит. Но на деревянных перекрытиях прояснения в вопросе видно не было.

— Любить — нравиться, тянет, очаровывает, — поцеловал ей нежно пальчики. Стасе понравилось прикосновенье теплых губ. Значит, точно любит?

Женщина решила потрогать себя сама, потянулась рукой к руке.

— Осторожно, — попросил граф, накрыл ладонью руку, придерживая. — Ты ранена, попала в неприятности.

Ну, это она еще вчера поняла, так что, не новость.

— В какие неприятности?

— На тебя напала толпа.

— Зачем?

— Трудно объяснить.

— Что тут объяснять? — в спальню медленно, вальяжно вошел еще один мужчина. Стася видела его вчера, запомнила нехороший, испытывающий прищур.