Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я идиот, – признался Вик, сглотнув. – Я растерялся. Я был пьян и ничего не придумал. Позвал Марка, он сказал, что мы ее увезем и решим, что с ней делать. А потом… ну, потом ты слышал на записи.
Лукавый смахнул пот со лба. Его лихорадило и тошнило, но он держался. На его лице застыла хмурая гримаса.
– Что случилось с ее телом? – процедил он.
– Не знаю.
– Если батя тебя отмазал, ты знаешь все! – Лукавый тряхнул пистолетом. – Просто скажи мне, и я смогу хотя бы сообщить ее родителям, где лежит тело.
Вик прищурился, скрестил руки на груди.
– Тебе правда нужно только это? Если я скажу, где она, ты ведь ничего не выдвинешь против меня? Не ходи в полицию, Лукас. Это ничем хорошим не закончится.
– Родители должны похоронить ее. Так будет правильно, понимаешь меня? – Лукавый прочистил горло. – Представь, если бы это случилось со мной или с тобой и наши родители мучились бы в неведении. Хоть раз поступи по чести!
Вик взял из миски яблоко, откусил кусок и долго его жевал. Стерев сок с подбородка, он кивнул.
– Я скажу тебе, где тело. Только прости меня, окей? Мы же с тобой братья с песочницы! Я просто ошибся!
– Ошибся… – Лукавый встал из-за стола, целясь в Вика. – Я тоже ошибся, когда думал, что мы всю жизнь будем лучшими друзьями.
– Что это значит? Мы больше не друзья? – спросил Вик.
– Ты разбил мне сердце, Вик. Сердце друга – не девчачье, оно не склеится. А теперь покажи, где похоронена Ева. Если соврешь и ее там не будет, я найду способ тебя пристрелить.
– Ты этого не сделаешь. – Вик улыбнулся, но его глаза выражали тревогу.
– Сделаю, – сухо пообещал Лукавый.
Вернувшись домой, Лукавый первым делом помылся. Он потратил на это пару часов, пытаясь смыть с себя грязь от совершенного поступка. Были моменты, когда они с Виком в шутку направляли друг на друга пистолеты в тире, но никто из них не стрелял. Сейчас же он чувствовал себя отвратительно, будто это он предал друга и скрыл от него ужасную тайну, а не наоборот.
«Что я творю со своей жизнью? – Лукавый грустно усмехнулся, вытирая голову перед зеркалом. – Почему это должен сделать я? Нет, именно я должен это сделать. Кто же еще?»
Он хорошенько прокашлялся в раковину и смыл следы крови чистящим средством. Мама написала ему сообщение: сегодня они будут у Кати с внучкой, и можно не ждать их возвращения.
«Тем лучше, никто ничего не узнает», – Лукавый переоделся, взял лопату, положил в карман маленькие ножницы и моток ниток.
Он пришел за машиной. Прав Лукавый так и не получил, но это его не остановило. Ему было все равно, что с ним сделают потом, лишь бы скорее добраться до места.
«Ничего не случится», – уверял себя Лукас, выезжая из города.
Он свернул на петляющую лесную дорогу, поглядывая на навигатор. Остановив машину, он оставил ее и взял моток ниток. Чтобы вернуться к дороге, Лукавый помечал ими деревья.
Точка на карте привела его к месту под склоном рядом с березой. Лукавый спустился, достал лопату и стал копать. Каждый наклон давался ему тяжело: сдавливало грудь, он кашлял, вспоминая, что может умереть в любую минуту, но не останавливался.
«Не умру, пока не закончу, не закончу, не умру, не умру», – когда после долгих упорных попыток лопата проткнула черный пакет, Лукавый присел на корточки.
Он откопал край мешка руками, а затем и весь пакет. Задержав дыхание, Лукавый вскрыл его и увидел остатки знакомого розового платья. Кости лежали вперемешку, неестественно. От черепа остались лишь осколки.
Сдерживая панику и слезы, Лукавый наклонился, подобрал золотую цепочку, зацепившуюся за позвонки, очистил ее от грязи и земли. Надпись на круглом медальоне подтвердила его опасения: «Ева».
Он сжал находку, закрыл глаза и разрыдался.
«Одна… одна… она была совсем одна… одна… никто ее не заметил… не заметил», – раскачиваясь, он хватал ртом воздух.
Когда его перестало трясти, Лукавый поднялся, опираясь на лопату. Чуть не упал, когда ноги подкосились, но выстоял. Он с трудом оторвал взгляд от останков и закопал их. Выкрутив черенок лопаты, вставил его в землю и обвязал верхушку красной нитью. Достав ножницы, Лукавый нацарапал ими на дереве: «Новикова Ева».
* * *
Вернувшись домой, Лукавый заперся в душе. Когда мать спросила, все ли с ним в порядке, ответил бодрым голосом:
– Конечно, ма! Лучше не бывает!
Она позвала его пообедать. Он сел за стол и съел все до последнего кусочка. Сглатывая, Лукавый вспоминал кости Евы. Его трясло от страха, но он изо всех сил храбрился перед матерью.
В комнате Лукавый долго стоял на месте, разглядывая гитару. Его любовь к музыке угасла: он больше не представлял, как выйдет на сцену, сыграет что-то крутое и споет перед глазами тысяч зрителей. Он аккуратно протер гитару, достал из ящика специальный лак.
– Прости, детка, но это необходимо. – Лукавый осторожно поцарапал гладкое покрытие на деке, стараясь как можно красивее вывести имя. Избавившись от стружки, он покрыл деку лаком и оставил гитару, чтобы поверхность высохла.
На следующий день надпись «Ева» была готова. Лукавый убрал гитару в чехол и взял его с собой, перебросив ремень через плечо. Машину он оставил в гараже, чтобы родители ничего не заподозрили, и поехал в гости на автобусе.
Лукавый позвонил в дверь. За ней послышалась возня, и в проеме появился Вениамин. Их разделяли щель и цепочка.
– Я тебя помню, – сказал Веня, – ты друг Евы. Да?
– Да.
– Зачем пришел?
– Хотел рассказать кое-что твоим родителям.
– Их дома нет.
– Можешь пустить меня? Я на пять минут.
– Мама велела никого в дом не пускать, когда ее нет. – Веня свел глаза кверху, задумчиво постучал пальцем по подбородку.
– Я ничего плохого не сделаю. Но других людей в дом не пускай, договорились?
– Ладно! – Веня захлопнул дверь, снял цепочку и пропустил гостя в квартиру.
Лукавый надел тапочки, прошел в кухню и увидел на холодильнике бумажки, прикрепленные магнитами.
– Веня, ты умеешь читать? – спросил он.
– Умею.
«Проклятье… Не могу же я при нем написать, что Ева лежит в земле», – подумал Лукавый.
Он снял с плеча чехол.
– У меня для тебя подарок. Хочешь посмотреть? – Веня закивал. – Пойдем в твою комнату.
Если комната Евы была розовой, то комната ее брата ослепляла голубым. Лукавый сел в кресло, вынул гитару из чехла, подключил к розетке.
– Знаешь, что это?