Принимая руку мужа, Шарлотта кивнула:

— Ладно, хорошо. Но только один танец, не больше. А затем мы с Эммой пойдем.

— Но ведь его светлость сказал, что может…

Однако Шарлотта уже не слышала слов подруги — Филипп уводил ее к центру зала.

Стараясь не смотреть на мужа, она шепотом здоровалась со стоявшими рядом парами — все ждали начала кадрили. Наконец раздался сигнал, и они с Филиппом должны были танцевать первыми.

Шарлотта не произносила ни слова — ждала, когда заговорит муж. И уж тогда она поставит его на место! Она много раз представляла, как поступит при его появлении в Лондоне. И у нее уже имелись наготове ответы — любые ответы, для всех его извинений или уловок, к которым он мог прибегнуть. И каждый из ее ответов давал бы ему понять, что он теперь совершенно ничего для нее не значил. Кроме того, он должен был понять, что она, Шарлотта, уже не проявит прежней слабости. Теперь она стала сильной, вот так-то!

И все же на протяжении всей фигуры танца Филипп ни разу не заговорил. Ничего не говорил он и тогда, когда закончилась их часть и вступила следующая пара.

Шарлотта украдкой взглянула на мужа и чуть не раскрыла рот от удивления. Он смотрел на нее без всякого притворства, смотрел пылко и восторженно.

Тут же отвернувшись, Шарлотта принялась вспоминать упреки и колкости, которые заготовила для подобной встречи. Так и не вспомнив ничего подходящего, она прошипела:

— Прекрати таращиться на меня.

— Как скажешь, — прошептал он. И не сказал больше ни слова.

«Почему же он молчит? — думала Шарлотта. — Неужели так и будет молчать до самого окончания танца?»

Шарлотта снова взглянула на мужа. Теперь он уже на нее не смотрел и, судя по всему, был намерен и дальше молчать.

«Ну и пусть молчит, — сказала себе Шарлотта. — Так даже лучше. Теперь можно не обращать на него внимания».

Но Шарлотта знала, что лжет себе. На самом деле ей очень хотелось, чтобы Филипп заговорил с ней, чтобы поговорил хоть о чем-нибудь. Более того, ей хотелось, чтобы ом смотрел на нее, — пусть даже она и запретила ему «таращиться».

Тут танец закончился, и Филипп повел ее обратно к Эмме. Едва лишь они приблизились, у подруги снова начался приступ кашля.

Взглянув на мужа, Шарлотта с деланной улыбкой проговорила:

— Нам пора, ваша светлость…

— Спасибо за танец, Шарлотта. — Он поднес к губам ее руку. А затем, когда взгляды их на мгновение встретились, Филипп вдруг вложил ей в ладонь записку. Кивнув Эмме, он пробормотал:

— Прошу прощения. — И тут же удалился.

Крепко сжимая в руке записку, Шарлотта смотрела ему вслед. Когда же он исчез из виду, она тихонько вздохнула и часто-часто заморгала — чтобы не расплакаться.

— Ты действительно уверена, что хочешь сейчас уехать? — спросила Эмма, когда они вышли из дома Хайселлов.

Шарлотта не потрудилась ответить. Она с нетерпением ждала того момента, когда удалится в свою спальню в доме лорда Северли и прочтет записку Филиппа. К тому же она уже несколько раз отвечала на тот же самый вопрос подруги.

— Что ж, как хочешь, — пробормотала Эмма. Потом со вздохом добавила: — Если честно, то мне ужасно хотелось остаться. Возможно, у Хайселлов сегодня вечером будет очень интересно. Я слышала, что лорд Кортни и мистер Морроу должны были там появиться.

— Ну и что же? — Шарлотта взглянула на подругу. — Что же интересного в этих джентльменах?

Эмма уставилась на нее с искренним удивлением:

— Шарлотта, неужели не понимаешь? Ой, прости, я забыла, что ты только недавно вернулась в Лондон. — Эмма захихикала и, осмотревшись, продолжала: — Видишь ли, мистер Морроу публично обвиняет лорда Кортни в том, что тот соблазнил его жену.

Шарлотта пожала плечами:

— Что ж, возможно, так и было. Ну и что же?

Эмма еще больше оживилась:

— Но ведь он не только соблазнил!.. Случилось так, что они где-то встретились — все трое, представляешь?! И мистер Морроу едва не подрался с любовником жены. Но та встала между ними и принялась умолять лорда Кортни сбежать с ней во Францию!

Шарлотта пристально посмотрела на подругу:

— Неужели?

Эмма со смехом закивала:

— Да-да, так и было. Восхитительно, правда? Конечно же, лорд Кортни отказался, и теперь супруги Морроу ужасно злятся на беднягу. Миссис Морроу — за отказ, а мистер Морроу — за унижение жены. — Эмма взглянула на особняк Хайселлов. — Теперь ты понимаешь, почему я хотела остаться? Ведь это замечательная история для моего нового романа! Страсть, ревность, насилие!..

— Насилие? — переспросила Шарлотта.

Эмма вдруг снова вздохнула.

— Ну… насилия, к сожалению, еще не было, но, возможно, это может случиться сегодня вечером. — Немного помолчав, она спросила: — Так ты уверена, что хочешь уехать?

Шарлотта невольно рассмеялась:

— А я-то думала, что у тебя действительно болит то ли живот, то ли горло.

Эмма скорчила гримасу и пробурчала:

— Что касается живота и горла, то ты ведь прекрасно знаешь, что я делала это для твоей же пользы.

— Поэтому я и люблю тебя, — с улыбкой сказала Шарлотта. — Ты никогда меня не подводила.

Когда подруги подошли к ожидавшему их экипажу лорда Северли, Эмма вдруг спросила:

— А что он сказал во время танца?

В этот момент слуга открыл перед ними дверцу кареты, и Шарлотта, молча поднявшись по ступенькам, уселась на сиденье. Лишь когда Эмма села напротив нее и дверца закрылась, она ответила:

— Ничего.

Подруга уставилась на нее в изумлении:

— Совсем ничего?

— Совсем.

— Значит, ты не смогла?..

— Да, не смогла. — Шарлотта вздохнула.

— Но неужели после всех наших репетиций…

— Все равно не смогла.

Откинувшись на спинку сиденья, Эмма сокрушенно покачала головой:

— Что ж, очень жаль, дорогая. Тогда нам придется продолжать репетиции. Поскольку он теперь в Лондоне, у тебя, конечно, будет множество возможностей увидеться с ним. И ты должна быть готова, когда снова увидишь его. Ты должна высказать ему все, что о нем думаешь. Если и существует человек, заслуживающий порицания, так это герцог Радерфорд.

Шарлотта улыбнулась:

— Мне очень понравилась твоя история о каменном истукане.

— О ледяном, — поправила Эмма.

— Да-да, конечно, — кивнула Шарлотта.

Подруги умолкли и какое-то время делали вид, что поглядывают в окно. На самом же деле Шарлотта то и дело смотрела на свою руку, в которой сжимала сложенную записку Филиппа.