— И все же сочувствие вам необходимо. Я просчиталась. — Харриет поглядела в глаза анатома, и это ее не испугало. — Проклятье, Краудер! Вы упрямы! Я удивлена, что вы не успели сменить еще полдюжины имен, раз вы изволите так воспринимать людей, знающих хоть что-то о вашем прошлом. Поразительно, что гордыня может заставить человека так смалодушничать!

Анатом приблизился к ней на шаг; Харриет ощутила, что ее спина упирается в дверь.

— Если бы вы были мужчиной, — тихо проговорил он, — я бы убил вас за подобное замечание.

Харриет ощутила легкую дрожь в руке, которую она сжимала за спиной. Она повернула голову так, чтобы посмотреть на собеседника в упор.

— Оттого что вы убьете меня, правда не станет ни более, ни менее правдивой.

Их лица оказались так близко, что они чувствовали дыхание друг друга. Ощущая биение собственного сердца, Харриет вспомнила о том, где нашла Краудера — среди его препаратов, обращенного спиной к миру, — и подумала — ясно, внезапно и впервые — о том, как он устранился от обыденности и обрел некую разновидность покоя и как она снова увлекла его в самый быстрый из потоков. В ее глазах опять защипало, и Харриет сморгнула слезы.

— Ах, Краудер, мне так жаль. И я особенно сожалею, если из-за того, что я втянула вас в эту историю, вы испытали душевные страдания.

Снести ее сочувствие было в тысячу раз тяжелее, чем ярость. Два десятилетия скорби обрушились на него, точно наводнение. С грохотом уронив свою трость и отвернувшись от госпожи Уэстерман, анатом закрыл лицо руками. Его плечи затряслись, а из груди вырвался тихий стон. Харриет не двинулась с места, однако ощутила, что ее тело расслабилось. Царивший в комнате полумрак делал анатома похожим на одинокое порождение тьмы и холода, однако возникшие между ними стесненность и болезненность, казалось, рухнули и унеслись прочь, словно загубленная весенним половодьем детская плотинка на реке.

Тогда Харриет наклонилась и, полуприсев, подняла трость. Длинные юбки будничного платья вздыбились вокруг ее ног. Она не стала подниматься сию же секунду, а задержалась там, где была, устремив взгляд на анатома. Он глубоко вздохнул, провел рукой по лицу, медленно прошел мимо госпожи Уэстерман и остановился у ряда длинных окон, освещавших комнату, откуда принялся разглядывать дорогу, ведшую к дому. Окна были открыты, и рассеянный легкий ветерок слегка приподнимал занавеси. Он нес с собой тяжелые воспоминания о дневной жаре, проникая сквозь ветви дуба, который защищал фасад дома. Аромат казался спокойным и умиротворяющим.

— Простите меня.

Его голос звучал неловко, словно он был человеком, за несколько лет не проронившим ни фразы и так и не привыкшим заново произносить слова. Поднявшись, Харриет подошла к нему. Она ничего не сказала, но, вложив трость в его ладонь, позволила своим пальцам задержаться на его рукаве, и, так и не отняв их, посмотрела в окно на дуб.

— Это дерево — одна из причин нашего переезда в Кейвли. Мой супруг сказал, что станет меньше волноваться о нас, уходя в плавание, если будет знать, что у него есть такой друг и хранитель.

Краудер ответил не сразу, но, когда заговорил, казалось, он уже больше походил на самого себя.

— Неужели вам действительно нужен хранитель, госпожа Уэстерман?

Она улыбнулась.

— Мне больше нравится думать, что нет. Однако союзники нужны каждому из нас — разве вы не согласны, господин Краудер?

— Вероятно.

Харриет подняла глаза и увидела призрак усталой улыбки, коснувшийся его губ. Она почувствовала, что ее головная боль немного отпустила.

— Вы вовсе не хотите об этом говорить?

Анатом знал, что на уме у госпожи Уэстерман. Он медленно покачал головой.

— Нет, не сейчас. Возможно, когда-нибудь в будущем. Сегодня я желаю послушать то, что скажет господин Клоуд.

Они еще немного побыли в полумраке, чтобы установившееся между ними перемирие углубилось и стало казаться совершенным, достаточным. Краудер предложил Харриет свою руку, и они двинулись прочь.

— Простите, что я по-прежнему не рассказал вам о местоположении Александра. Я все время страшился, что нас услышат. Картер Брук отыскал его на Тичфилдской улице.

Харриет округлила глаза.

— Я знаю ее. Это возле площади Сохо. — Она улыбнулась, и Краудер открыл перед ней дверь в салон. — Ах, Краудер, возможно, мы все же постигнем смысл этого кошмара.

Когда Краудер и Харриет снова вошли в комнату, Рейчел и господин Клоуд были на ногах. Похоже, Рейчел демонстрировала гостю некоторые диковины, коих в салоне было множество, и поясняла, в каких путешествиях Харриет и ее супруг отыскали их. Госпожа Уэстерман порой и вправду сомневалась: уж не знает ли Рейчел все эти истории лучше, чем она сама? Молодые люди были застигнуты как раз в тот момент, когда Рейчел смеялась над довольно смущенным выражением своего собеседника — он разглядывал изображения, вырезанные на маленькой костяной флейте. Ради всех присутствующих Харриет понадеялась, что серьезный юноша не слишком тщательно изучил их. На этом инструменте обычно играли во время обряда плодородия на одном из островов Вест-Индии. Рейчел поглядела сестре в глаза, и Харриет улыбнулась девушке. Господин Клоуд снова поклонился и очень бережно вернул флейту на стол. В его глазах загорелся известный огонек, заставивший Харриет усомниться: а вдруг стряпчий разглядывал маленький инструмент гораздо внимательней, чем она надеялась? Госпожа Уэстерман разъярилась, ощутив, что вот-вот покраснеет.

— Простите, что заставили вас ждать, господин Клоуд. Надеюсь, Рейчел не докучала вам морскими историями?

Стряпчий улыбнулся.

— Мы путешествовали в Индии и обратно, госпожа Уэстерман, пересекали Европу и даже ненадолго заглянули на Гибралтар. Я не слыхал рассказов увлекательнее.

Похоже, Рейчел была довольна.

— Вы очень добры, сэр, — кивнув, заметила Харриет.

— Я очарован, госпожа Уэстерман! — Он смерил ее совершенно серьезным взглядом, и Харриет распознала в нем привлекательное сочетание черных волос и голубых глаз, каковое впервые заметила, познакомившись со своим мужем. — Я едва ли покидал здешние земли, но очень бы хотел путешествовать. Я с радостью послушал истории о вас, а мисс Тренч рассказывает их прекрасно, я полагаю.

Сколько же ему лет, задалась вопросом Харриет, двадцать пять, двадцать шесть? Не сумев вовремя остановиться, она поймала себя на мысли, что этот молодой человек прекрасно смотрится рядом с Рейчел.

— Я уверена: она рассказывает их лучше, чем я, и мы с супругом можем довериться ей — моя сестра непременно придаст нам соответственный героический облик. Итак, господин Клоуд, я в вашем распоряжении, если вы желаете о чем-то поведать нам.

В тот же миг стряпчий снова нахмурился; он использовал для размышлений те несколько мгновений, которые потребовались остальным, чтобы занять свои места.