– Хвалю Господа, – говорю я вслух.

Меня всегда смущали те части Библии и молитвенника, где возносится хвала Господу. Предложения о всесильном, всемогущем, всезнающем, о Господе сил, чье величие за пределами нашего понимания. Это все лишнее. Я привык к недоговоркам, околичностям, иронии. И зачем вообще Богу наша хвала? Вряд ли Он не уверен в себе. Он высшее существо.

Но теперь я немного понимаю зачем. Это нужно не Ему, а нам. Это позволяет выйти за пределы своей личности и своего гордого маленького мозга.

…И пусть хранят сыны Израилевы субботу…

Исход 31:16

День 205. Я иду к кафе у гостиницы, чтобы купить бублик, и меня посещает интересная мысль. Прогулки по Иерусалиму в библейском образе одновременно и расслабляют, и разочаровывают. В Нью-Йорке, даже притом что там живут Голый Ковбой и Джин Шалит[175], я все равно выгляжу необычно. А в Израиле я всего лишь один из мессианской толпы. Мужик в странной одежде и с зарослями на лице? Нашли чем удивить. Да мы сегодня тридцать таких видели. Иерусалим – это Галапагосские острова в мире религии: вокруг сплошь экзотические существа.

Кстати об этом: сегодня среда. Я наконец-то познакомлюсь с самым экзотическим существом в моей семье, официальной черной овцой, человеком, который словно вирусом заразил меня идеей этой книги, – с гуру Гилом.

Когда я позвонил ему пару недель назад, он сказал, что хочет встретиться со мной у Стены Плача, в самом почитаемом евреями месте Иерусалима. Он бывает там каждый день. Я прихожу в пятницу после обеда. Идет мелкий дождь, довольно прохладно. Место потрясающее: десятки евреев, в основном ортодоксов, распевают молитвы и качаются. Их пейсы развеваются на ветру. Некоторые так глубоко ушли в молитвенный экстаз, что сжимают кулаки и бьются в судорогах. Невозможно остаться безучастным к такому мощному потоку веры.

Гила нигде не видно. Я навожу справки. Оказывается, не только моя семья испытывает к нему смешанные чувства. Ортодоксальный еврей из Нидерландов сообщает, что они с Гилом больше не разговаривают. В чем причина раздора? Он не уточняет. Но что бы ни сделал Гил, он повторял: «Вот, снова, и снова, и снова!»

Наконец я нахожу Гила. Узнаю по фотографиям на обложке его книги. Он спускается по ступенькам, и встречный ветер делит его длинную бороду на две части – на каждом плече оказывается густой и длинный хвост из седых волос.

– Гил? Я Эй Джей Джейкобс.

– Ты Эй Джей? Смотришься весьма религиозно, – говорит он, разглядывая мою бороду. – Я такого не ожидал.

– Ну, у вас борода подлиннее.

– У тебя еще все впереди.

Он гораздо ниже, чем я думал. Я слышал много семейных легенд о нем. Поэтому он мне представлялся суперъевреем вроде Поля Баньяна[176]. Но на самом деле ему очень далеко до метра восьмидесяти. А с этой бородой он выглядит на свои шестьдесят.

Говорю, что дошел до середины его книги.

– До середины? Ну, ты первый, кому удалось не проглотить ее сразу.

Не могу сказать, шутит ли он или правда обиделся. Он берет стул и молитвенник, и мы садимся отправлять обряд у стены девятнадцатиметровой высоты. Оказывается, Гил уже побывал здесь сегодня. Каждый день он просыпается в 1:45, совершает ритуальное омовение и приходит к стене в 3:00. Он проводит там несколько часов, накладывая желающим туристам тфилин – кожаные коробочки для молитвы на ремнях. Потом он идет домой учиться и возвращается после обеда. Если вы, как и я раньше, думаете, что 1:45 ночи – не богоугодное время, вы ошибаетесь. По крайней мере, Гил считает, что с полуночи до восьми – самое время для религиозных отправлений.

Помолившись около часа, мы направляемся в квартиру Гила на ужин в честь шаббата. Его гости прибывают через несколько минут.

– Проходите, садитесь, – строго говорит он. – Вы опоздали.

Обеды Гила пользуются популярностью. Это второразрядная туристическая достопримечательность для студентов и паломников. Сегодня у нас пара русских студентов ешивы, пара дочерей раввина из Джерси, психотерапевт-ортодокс с женой и очумевший тип из Беркли в ермолке всех цветов радуги. Гил предупреждает типа, чтобы он не приставал к раввинским дочкам: «или я тебе обе ноги переломаю».

– Эй! – кричит Гил, когда мы рассаживаемся. – Тихо! Земля на связи!

Мы прекращаем разговоры. Пришло время слушать правила.

– Кто задаст больше всех вопросов, тот получит самую большую порцию десерта. Но это должны быть хорошие вопросы. Не «Что на десерт?»

Гил проводит обеденную церемонию так, будто до сих пор возглавляет культ с юртами в штате Нью-Йорк. Зато теперь он разговаривает. И пока он две минуты читает вводные молитвы, остальные молчат. Иначе им придется пойти помыть руки, как того требует ортодоксальная традиция.

Он смотрит на типа из Беркли.

– Будешь разговаривать?

– Э-э… нет.

– А сам разговаривает. Иди помой руки.

Тип из Беркли уже боится чихнуть. Он пришел первым и совершил ошибку, преждевременно прикоснувшись к приборам. Гил рявкнул:

– Не трогай тарелки, не трогай ложку, брось немедленно!

Я не хочу смотреть присутствующим в глаза и изучаю обстановку. Обеденный стол занимает почти все пространство. Стены увешаны фотографиями белобородых раввинов. В углу замечаю снимок Гила, играющего на… десятиструнной арфе. И она ужасно напоминает мою. Позже Гил говорит мне, что разработал ее сам.

– За основу для нот я взял звуки гавайского водопада.

Гил не устает повторять, что всему есть причина. Джули думает так же, но Гил доходит до крайности: вообще ничего не происходит случайно. Несколько лет назад, по его словам, на его тфилин попал птичий помет. Он очень расстроился.

– Я подумал: Бог меня ненавидит! Он ненавидит мои молитвы! Все эти годы я старался сделать так, чтобы Он был доволен. И вот что Он чувствует на самом деле.

Гил отнес тфилин эксперту, и выяснилось, что один из пергаментов был перевернут вверх ногами. Бог не ненавидел его – он просто подал знак.

И у каждого библейского закона тоже есть резон. Абсолютно рациональное объяснение.