рисовал, Тинчу узнать так и не удалось. Ему запомнились руки с длинными медлительными пальцами, которые удивительно точно следовали за каждой линией его рисунка.

— Так это и есть тот дерзкий мальчишка, о котором нам рассказывал Хэбруд? Его рука тверда, хотя ей порой не хватает опыта. Здесь вот плосковато… Он не пробовал заниматься скульптурой? У него должно получиться.

— Он у нас недавно, — объяснил Моуллс. — Если бы не скандальный случай, мы бы вообще не узнали о том, кого невзначай приютили под своей крышей.

— Дней десять — и ему найдется новое занятие, — заметил Хэбруд. — Как, Тинч, ты был бы не против вместо нынешней работы помогать господину Моуллсу на пленерах?

— Да наверняка не против! — перебил его Моуллс. — Только вот вопрос и незадача — кому это скоро будет нужно? Искусство ныне не в цене… Когда в устах людей только и разговоров о том, как бы подороже продать да подешевле купить… кому какое дело до сказочных дворцов Моуллса?..

— Говорят, в элтэннской армии большие волнения, — произнёс молчавший до сих пор Доук. — Кстати, молодой человек, у вас удивительно удачно получаются батальные эпизоды. Ваш отец военный?

— Нет, — ответил Тинч. — Он каменщик.

— А мне показалось, я где-то слыхал вашу фамилию. Даурадес, если не ошибаюсь…

— Господа, господа! — прервал его речь Хэбруд. — Очевидно, в этот вечер нам следовало бы, во-первых, поприветствовать нового, пусть совсем юного члена нашего общества, который, с набирающим силы талантом…

— Не перехвали, — в свою очередь прервал его Моуллс.

И спросил не без иронии:

— Кстати, друг мой, вы научились рисовать подбородки у своих красавиц?

Тинч достал из папки несколько эскизов.

— Ну-у, теперь — это несколько другое дело… — оценил работу Моуллс. И хмыкнул: — Дружище Хэбруд, как бы со временем он не оказался в этом деле посильнее тебя.

— А это мы сейчас посмотрим, — каким-то особенным тоном сказал Хэбруд. — Да, я не досказал… Во-вторых, этот странный юноша обладает удивительным даром, который сходен с ясновидением. Он как-то рассказал мне свою историю, которая настолько убедительна, что мне нет смысла ей не верить… Тинч, скажи-ка нам, ты когда-нибудь видел воочию… ну, например, мою жену?

— Вопрос непростой, — ухмыльнулся Моуллс.

— Я ее тоже никогда не видал, и что же? — улыбнулся Магсон.

История любви Хэбруда была не совсем обычной, начиная с того, что между преподавателем истории искусств и его молодой ученицей разница по возрасту была никак не менее двадцати пяти лет. Как-то летом Моуллсу пришло в голову организовать выезд школы на натуру в горы. Случилось, что Хэбруд и его юная приятельница оказались вдвоём на гребне скалы. Оттуда, с вершины, открывался чудесный вид на подсвеченную угасающим закатным солнцем равнину. Неожиданно, Хэбруд поскользнулся и, не удержав равновесия, стал падать в пропасть. Он стянул бы за собой и спутницу — поскольку они были связаны одной веревкой. Но она, в самый последний момент сообразила, что надо было делать… и ринулась отважно в пропасть с другой стороны гребня… Так они, повиснув на веревке с двух сторон скалы, избежали падения.

Второй эпизод из истории их отношений был связан с объяснением в любви, когда Хэбруд, посетовав на годы, с жалобой признался ей, что, по-видимому, никогда не станет ее мужем.

— Что поделать, если моя любовь — это всего лишь мое представление. Я люблю не тебя, а ту, будущую женщину, которую прозреваю в тебе…

— Что же из того? — отвечала девушка. — А я, представь, вижу перед собой просто-напросто бородатого мальчишку, которого так и хочется оттаскать за волосы.

— Ты так молода, совсем девчонка. А я — старик. У меня даже два седых волоска в бороде есть.

— Ну, допустим, не два, а три, — рассмеялась его будущая невеста и жена. — Впрочем, как пойдем к венцу, я у тебя их всё равно сначала выдерну, потом обвяжу ниточкой и вставлю себе в причёску…

Портрет именно этой молодой дамы предстояло нарисовать Тинчу. Вначале Хэбруд, как обычно, коснулся его висков пальцами и от его прикосновения внутрь головы прошло ощущение холода. Затем художник присел на табурет напротив и кивком головы подтвердил:

— А теперь — попробуй её увидеть.

Тинчу было немного не по себе, тем более, что окружающие прервали беседу и разом уставились на него…

Ну, и чего вы, собственно, от меня ждёте? Нашли, тоже, великого ясновидца…

В голову его в эту минуту лезло все, что угодно, кроме того, что можно было бы хоть как-то принять за черты лица — которого, к тому же, он никогда, как он был уверен, никогда не знал и не видел. Прошло несколько минут. Тинч, от нечего делать, пробежался взглядом по развешанным по стенам работам. Где-то там, за его спиной, должен был помещаться портрет той весёлой девчонки, который так ему приглянулся в первое посещение мастерской Моуллса. Она озорно сощурилась и вдруг впрыгнула в мысли Тинча. Он отбивался как мог, однако этот образ всё глубже втягивал его в себя. Он явственно увидел, как она взрослеет, становится зрелой женщиной, стареет… Она слилась с ним в одно целое, мозг в мозг, и единственным способом избавиться от этого было немедленно водворить её на бумагу. Он не успел подумать о том, что делает, а рука сама, привычно, взялась за карандаш.

— Это не она, другая! — предупредил он, завершая набросок — портрет молодой женщины, которая смешливо сощуривалась, словно пытаясь удержать какую-то весёлую мысль.

Хэбруд, нахмурясь, рассмотрел изображение и, не говоря ни слова, передал его Моуллсу.

Моуллс вначале так же нахмурился, затем как-то странно улыбнулся, тогда заулыбался и Хэбруд.

— Нет, нет, молодой человек! — вскричал Доук, через плечо Моуллса заглядывая в портрет. — Вы не правы! Это действительно она!

— Это моя дочь Ирида, — объяснил Моуллс. — Она же, как ты догадываешься — жена Хэбруда.

— И ты наверняка видал её изображенной на портрете, — завершил Магсон. — Только как ты сумел догадаться, что это она?

— Ничего я не догадывался, — грубовато ответил Тинч. — Просто полезла в голову, надо же было как-то от нее избавиться…

— Ну отдохни, отдохни, — сказал Хэбруд.

— А кстати, господа, не налить ли нам вина? — предложил хозяин. — Тем более, пока нам есть что выпить, да и за кого выпить.

— Скажите, вы верите в Апокатастасис? — спросил Магсон.

— И с каждым днем — всё более, — ответил Моуллс, разливая по бокалам пахнущий полынью "Артамин".

— Во что верите? — не утерпел с вопросом Тинч, который никогда не слыхал такого мудреного слова.

— В конец света. Когда земля и все люди сгорят в огне всемирной катастрофы и все вещи во Вселенной