Триксия теперь давала Эзру к ней прикоснуться, иногда позволяла себя причесать, иногда даже потрепать по плечу. Может быть, он столько проводил времени в ее кабинете, что она считала его частью обстановки, безопасной, как любая машина с речевым управлением. Теперь Триксия работала в основном с наголовным дисплеем; иногда это создавало утешительную иллюзию, что она в самом деле смотрит на Эзра. Она даже иногда отвечала на его вопросы – пока они оставались в области действия ее фокуса и не прерывали ее разговора со своей аппаратурой и с другими переводчиками.

Почти все время Триксия сидела в полутьме, слушая и наговаривая одновременно свой перевод. Некоторые переводчики работали в таком же режиме, мало отличаясь от автоматов. У Триксии, как хотелось думать Винжу, было по-другому. Она, как и прочие, анализировала и повторяла анализ, но не для того, чтобы вставить под каждой синтаксической структурой еще дюжину интерпретаций. Ее работа состояла в том, чтобы достичь значения, которое имел в виду говоривший, в чьем уме мир пауков был обычным и привычным местом. Переводы Триксии Бонсол были… да, были искусством.

Но искусство – это было не то, к чему стремилась Анне Рейнольт. Сначала она могла жаловаться только на мелочи. Переводчики выбрали для вывода своих результатов альтернативную орфографию – они обозначали представления x * и q * в виде диграфов. К счастью, Триксия не первая выбрала эту причудливую схему. К несчастью, от нее исходило слишком много других сомнительных новшеств.

В один ужасный день Рейнольт пригрозила не допускать Эзра в комнату Триксии – то есть в ее жизнь.

– Не знаю, что вы там делаете, Винж, но это ее сбивает. Она дает мне метафорические переводы. Посмотрите на эти имена: «Шерканер Андерхилл», «Джейберт Лэндерс». Она отбрасывает все усложнения, о которых договорились переводчики. В других местах она вставляет бессмысленные слоги.

– Она делает только то, что должно быть сделано, Рейнольт. Вы слишком долго проработали с автоматами.

У Рейнольт было одно качество: хоть она была непробиваема даже по меркам эмергентов, ей абсолютно не была свойственна злопамятность. Иногда с ней даже можно было спорить. Но если она не допустит его к Триксии…

Рейнольт посмотрела на него пристально.

– Вы ведь не лингвист.

– Верно, но я – человек Кенг Хо. Чтобы стать тем, чем мы стали, нам надо было научиться понимать сердце тысяч людских культур и пары не человеческих тоже. А вы болтались в этом конце людского космоса, где все языки основаны на нашем вещании. Есть языки, которые отличаются от него колоссально.

– Да. Вот почему ее гротескные упрощения неприемлемы.

– Нет! Вам нужны люди, которые по-настоящему поймут склад ума другой стороны, которые смогут показать остальным, что важно в отличиях этой расы. Да, имена пауков, которые дает Триксия, выглядят глупо. Но эта группа «Аккорд» – молодая культура. И их имена все еще несут значения слов повседневного языка.

– Не все, и только фамилии, а не имена. На самом деле реальная речь пауков сливает имена и фамилии – взаимопроникновение.

– Я вам говорю, Триксия делает то, что надо. Спорить могу, что имена их взяты из более древних и родственных языков. Заметьте, что они почти имеют смысл – некоторые.

– Да, и это хуже всего. Некоторые напоминают заимствования из лэдильского или аминского. Вот эти лэдильские единицы – «часы», «дюймы», «минуты» – это же невозможно читать.

У Эзра тоже были проблемы с этими дурацкими лэдильскими единицами, но он не собирался признать это перед Рейнольт.

– Значит, Триксия видит вещи, относящиеся к ее переводу, как аминский или лэдильский относятся к низскому, на котором говорим мы с вами.

Рейнольт замолчала на долгие секунды, глядя пустыми глазами. Иногда это значило, что обсуждение закончено, и она просто не потрудилась сказать ему, что он свободен. Но это могло значить и то, что она изо всех сил старается понять.

– Значит, вы говорите, что она подходит к более высокому уровню перевода, давая нам озарение ценой нашего осознания себя.

Типичный для Рейнольт анализ, неуклюжий и точный.

– Да! Именно так. Вы все еще хотите получить перевод со всеми указателями, исключениями и предостережениями, поскольку наше понимание только развивается. Но сердце хорошей торговли – это брюхом почуять, чего хочет и чего ждет другая сторона.

Это объяснение Рейнольт приняла. В любом случае Нау предпочитает упрощения, даже с лэдильской чудью.

Шло время, и все больше и больше переводчиков принимало условности Триксии. Эзр сомневался, хватит ли кому-нибудь из не-фокусированных эмергентов квалификации, чтобы судить о правильности перевода. А сам Эзр, вопреки своим уверенным речам, все больше и больше сомневался. Мета-перевод Триксии с паучьего языка был слишком похож на историю Веков Рассвета, которую он излагал ей до нападения. Это могут не заметить Нау или Рейнольт, но для Эзра это была его специальность, и он замечал слишком много подозрительных совпадений.

Триксия последовательно игнорировала физическую природу пауков. Может быть, и это было оправдано, если учесть, сколько людей испытывают к паукам отвращение. Но эти существа были абсолютно не гуманоидными по форме, куда более чуждыми по внешнему виду и жизненному циклу, чем любые известные Человечеству. Некоторые конечности у них выполняли те же функции, что у людей челюсти, и ничего похожего на кисти и пальцы у них не было – они работали с предметами с помощью многочисленных ног. И эти различия были в переводах Триксии почти невидимы. Бывали изредка упоминания «остроконечной руки» (может быть, форма стилета, в которую может быть свернут передний сустав ноги), или средних или задних рук – но это и все. В школе Эзр видал столь же приближенные переводы, но те были сделаны экспертами, имеющими опыт многих десятилетий работы с клиентами.

Детские радиопрограммы – по крайней мере так их называла Триксия – были в мире пауков только что изобретены. Она перевела название передачи как «Час науки для детей» или «Детский час науки», и сейчас это был лучший источник догадок о пауках. Радиопередача была идеальным сочетанием научного языка – в изучении которого люди продвинулись дальше всего – и разговорной повседневной речи. Никто не знал, должна была эта программа обучать детей или просто их занимать. Возможно, это было коррективное обучение для призванных на военную службу. Но данное Триксией название прижилось и придавало всему невинную и симпатичную окраску. Арахна Триксии напоминала волшебную сказку Века Рассвета. Иногда, когда Эзр проводил с Триксией долгий день, когда она не говорила ему за весь день ни слова, когда фокус ее сужался так, что все человеческое оставалось за его пределами, – иногда в эти моменты он думал, не могут ли эти переводы исходить от прежней Триксии, захваченной в самое эффективное рабство всех времен и народов и все еще ищущей надежды. Может быть, она переделывала то, что слышала, создавая мечту о счастье единственным образом, который оставался для нее доступным.