Юля вздохнула и решила, что ей плевать, кто находится в доме скрипачки, надо вызволить свою сумку. Она поднялась на лестничную клетку и замерла. До ее слуха долетели звуки скандала. Громко кричали женщины, их пытался переорать мужской бас. У двери в апартаменты Жени буквально воняло сандалом. У Юлии снова защипало в носу и горле. Она вошла в лифт и уехала прочь.

– Не хотелось оказаться в центре свары, – объяснила она свое поведение. – Аллергия снова ко мне подступила, правда, благодаря принятому лекарству я уже менее резко отреагировала на сандал. Подумала, завтра за сумкой приеду. Но Евгения трубку не снимала, и, главное, Сева пропал. Раньше он по пять-десять раз в день звонил Светлане Иосифовне, прибегал к ней, чай пил, беседы вел. А со среды исчез! Я подумала, что Женька вломила сыночку, запретила ему шляться к бабке, устроила поганцу аутодафе, и махнула рукой на свою сумку. Незачем мне снова показываться у Ковалевой, хватит стрессов, с прошлого раза до сих пор руки трясутся. Планшетка недорогая, в ней больших денег и документов нет. Выкинет Жека ее на помойку, плакать не стану. Понимаешь, я решила, что избавилась от Севки, но вместо одной проблемы появилась другая. Нелидова стала нервничать, повторять: «Где же Севочка? Что с мальчиком?»

Я задумалась, как поаккуратнее донести до Светланы Иосифовны правду, сообщить, что она лишилась общения с внуком. Что ты на меня уставилась, как сова! По-твоему, мне следовало просто наблюдать за тем, как в семью втирается вор, негодяй, врун?

– Женщина, которую Евгения назвала Алиной Викентьевной, была одета в синий льняной костюм? – перебила я Юлию. – Ты в этом уверена?

Ребятова дернула плечом.

– Какая разница, в чем она была? Не спрашивай ерунду.

– Иногда самая мелкая, незначительная деталь помогает разобраться в сложном деле, – пробормотала я. – Будь добра, ответь!

Юлия закатила глаза.

– Я хорошо помню ее наряд. Сама хотела нечто подобное приобрести, но жаба душила. Прошли те времена, когда лен считался дешевым материалом, теперь за него о-го-го сколько хотят! Пока тетка по лестнице поднималась, я ее со спины оценила и решила: не буду покупать летнее платье из натуральной ткани. Наверное, в нем не жарко, комфортно, тело дышит, но мнется-то как! Проедешь в таком до работы на метро, и словно тебя корова жевала. Ну уж нет! Говоришь, Сева в больнице, да? А Женя с собой покончила? Ну, так это она сыночка убила, у нее крышу снесло, Ковалева под конец нашего разговора совсем сумасшедшей выглядела. Избавилась она наконец от сына, исполнила мечту своей жизни!

* * *

Утром меня разбудил телефонный звонок.

– Спишь? – деловито осведомился Костин.

Я зевнула.

– Уже нет!

– Полдесятого на часах, – возмутился Вовка. – Все давно на работе. Чем ты ночью занималась?

Я почему-то стала оправдываться:

– Вечер получился длинным. Сначала побеседовала со Светланой Иосифовной, затем с Юлей, а потом приехала домой и трепалась с Максом.

– Он уже вернулся из Питера? – обрадовался Вовка. – Привез мне сушеного кальмара?

– Зачем он тебе? – удивилась я.

– Съесть! – воскликнул Костин. – Под пиво милое дело.

– Полная глупость тащить из другого города то, что продается в Москве почти на каждом шагу, – укорила я приятеля.

– А вот и нет! – заспорил он. – Между питерским и московским кальмаром такая же разница, как между тобой и мной.

– В обеих столицах не водятся головоногие, твою любимую закуску поставляют из-за границы, – остановила я гурмана. – Макс пока не вернулся, мы общались по скайпу.

– А-а, – поскучнел Костин. – Понятненько. Рассказывай, что разузнала у Нелидовой.

Я в сжатом виде изложила приятелю суть бесед с матерью и гражданской женой скрипача, затем велела:

– Найди среди знакомых Евгении эту Алину Викентьевну. Учитывая вопрос Ковалевой: «В школе беда?», я предполагаю, что она – преподавательница гимназии.

– Интересное кино, – протянул Вовка. – Сначала Алина Викентьевна приходит к Жеке, причем, если верить Юлии, незадолго до трагедии. Потом она возвращается в квартиру Ковалевой, ты стала свидетельницей, как дама вошла в подъезд в розовых босоножках и ушла из него в туфлях, которые стояли в прихожей у Жеки.

– Думаю, обувь «Яковини», волшебным образом появившаяся на подставке, была принесена Алиной Викентьевной в пакете! – воскликнула я. – Дамочка знает, где Жека хранила запасные ключи, она отпирает дверь, снимает розовые босоножки, достает из полиэтиленового пакета серо-голубые «Яковини», ставит их на решеточку, надевает очень похожие по цвету и форме синие туфли с кожаным бантом, те самые, что я видела, босоножки запихивает в пакет и уходит, не забыв тщательно запереть дверь и вернуть связку в щиток.

– Похоже на бред, – оценил мои слова Владимир. – За фигом такой ерундой заниматься?

Я накинула на голые плечи халат.

– Сергей – медвежья голова рассказал мне…

– Кто рассказал? – изумился Костин.

– Прости, – засмеялась я. – Сергей Неписайло, муж писательницы Нечитайло, жалуясь на свою тяжелую судьбу, выдал историю про журналиста, который, уходя, надел новые ботинки хозяина, а свои старые оставил. Сорок второй размер не редкость. То ли папарацци спутал штиблеты, то ли решил поживиться.

– Лампудель, – нежно произнес Вовка, – ты переутомилась, извини, что тебя разбудил. Ложись, покемарь еще часок-другой. А то ты несешь чушь! Писайло, читайло, голова с ушами!

Я разозлилась:

– Слушай внимательно! Я в полном порядке. Думаю, Алина Викентьевна в среду затеяла в доме Ковалевой скандал. Страсти накалились до предела, по какой-то причине женщины здорово поругались. Алина бросилась в прихожую, впопыхах сунула ноги в серо-голубые туфли и убежала. Размер у хозяйки дома и гостьи оказался одинаковый, цвет обуви похож, форма тоже – классические лодочки на небольшом каблуке, вот декор разный, но Алина так разнервничалась, что не обратила на это внимания.

Слегка остыв, она осознала ошибку и решила совершить обратный обмен. В пользу моей версии говорят и показания старушки Людмилы Алексеевны. Она спросила у Алины: «К кому вы идете?»

А та, вместо того чтобы спокойно назвать номер квартиры, нахамила чрезмерно бдительной пенсионерке. Почему? Не хотела называть фамилию Ковалевой? Вероятно, и это тоже, но давай вспомним про токсин, которым пропитаны «Яковини». Думаю, гостья находилась на грани истерики, с трудом владела собой. Во второй раз Алина встретилась со старухой в подъезде, уже спустившись из квартиры Жеки. Людмила Алексеевна не удержалась и пробурчала вслед незнакомке: «Вот, ходят, грязь таскают».

Обычное стариковское брюзжание, на которое нормальный человек не реагирует. Но Алина бросается на старуху и пытается ее задушить. Я сидела на детской площадке и видела, как она с багровым потным лицом вылетела во двор. Думаю, она стала жертвой яда, который вызывает припадки немотивированной ярости. Вспомним Жанну, которую отрава толкнула на самоубийство, Женю, почти потерявшую при встрече со мной человеческий облик, и станет понятно: моя версия о нечаянном обмене лодочек правильна.