– Почему?

– Да потому, что она знала, что никакого будущего у нее не будет…

– Это еще почему? Она что, была больна?

– Нет, хуже… Она любила… Ты вот любишь своего Гольцева?

– Не знаю, – вопрос застал Таню врасплох, – я как-то не задумывалась над этим. Он нравится мне… Но при чем здесь я?

– Да при том, что ты не любишь его. Он тебе нравится, не больше. Но я уверена, что ты спокойно можешь обойтись без него. Исчезнет из твоей жизни Гольцев, появится другой мужчина… А вот Марина была обречена любить одного Каротина. В этом и заключалась ее трагедия. Но я почему-то поняла это только сейчас, когда увидела садовый домик и вспомнила ее, распростертую на полу…

– Думаешь, ее убил Каротин?

– Нет, но я знаю, кто ее убил… Знаю, но только никогда не смогу это доказать. Думаю, что Шубин, вернувшись из Москвы, тоже будет это знать, но и у него не будет никаких улик против убийцы…

– О ком ты говоришь?

– А ты еще не поняла?

Голый мужчина вышел из душа и направился прямиком к ним. Лера, очнувшись, достала из большого бумажного пакета свои старые джинсы, куртку и бросила ему на траву. Появление бомжа разрушило хрупкое строение воспоминаний – Лера посчитала противоестественным здесь и сейчас продолжать разговор о погибшей подруге.

– Я знаю, кто, но не знаю, за что… – закончила она свою мысль и еще раз набрала номер телефона прокуратуры.

– Я бы мог в принципе вскрыть квартиру Гамовых, там нет сигнализации, я посмотрел, но в Москве это делать опасно… Меня же здесь никто не знает, в случае если туда нагрянет милиция, понимаешь? Да я и так примерно представляю, что внутри: картины, картины и еще раз картины. На многих будет неуловимо присутствовать тень Марины, ее глаза, ее улыбка… Она ведь была его музой.

Арина Чепрасова, как и обещала, накормила Шубина с Женей отличным ужином – вкусным пловом и фруктовым салатом, после чего был подан зеленый чай с бисквитами. За столом они уже меньше прежнего говорили о Марине, Арина рассказывала им о своей жизни в театре, о репетициях нового спектакля по пьесе Саган «Сиреневое платье Валентины», где ей предстояло играть тоже главную роль. После ужина, который закончился в половине первого ночи, все легли спать. Арина постелила Шубину в одной комнате с Женей, но отвела каждому свое спальное место. Судя по звукам, доносившимся из кухни, она мыла посуду в то время, как Шубин, перебравшийся к Жене на диванчик и обняв ее, делился с ней своими мыслями относительно их дальнейшего пребывания в Москве.

– И что же мы теперь будем делать? – спросила его Женя. – Знаешь, мне иногда кажется, что частное детективное расследование – ты только не обижайся – это длительная и приятная, хотя и ко многому обязывающая прогулка…

– Думаю, мы перейдем на мою кровать, она попросторнее и не так скрипит, – предложил Игорь. – Ты как, не против?

Но и на широкой кровати Женя долго не могла успокоиться. Она не могла понять, как можно чувствовать себя таким спокойным, если Каротин дал им такой крупный аванс, а Шубин практически ничего не делает, чтобы найти убийцу Марины Рожковой. Что с того, что они узнали, кто был одним из ее очередных любовников, и даже побывали на Арбате и Масловке? Что они таким образом узнали нового из жизни Марины, и почему Игорь так уверен, что эти сведения могут как-то быть связаны с причиной ее убийства?

– Мы перешли на кровать не для того, чтобы обсуждать убийство Рожковой, – зашипел на нее Шубин, прижимая крепче к себе и улыбаясь невидимо в темноте. – Если бы я знал, что ты такая зануда, ни за что не принял бы тебя на работу.

– А ты принимаешь только смазливых и готовых на все девушек?

– В основном да. Но если тебе так интересно, давай включим свет и еще раз взглянем на один документ. Очень важный, между прочим… Протяни руку, здесь выключатель…

Вспыхнул свет, Шубин зажмурился, а Женя села на постели в выжидательной позе:

– Ну и?

– У меня в джинсах листок, та самая предсмертная записка, которую нашли в руке покончившего с собой Олега Гамова.

Женя встала, прошла в дальний конец комнаты и вернулась с листком.

– Ну и что? При чем здесь египетский лук?

– Читай, говорят тебе.

Женя расправила листок на коленях и начала читать про себя, губы ее шевелились. Изредка она произносила:

– …узбекская черешня… свежие овощи и фрукты на Урал… авокадо, имбирь, манго, артишоки…

– Дальше, дальше!

– «Купим лук репчатый из Египта», «Брусника»…

– Да нет же, ты перескочила строчку… Ну?

– «Куплю апельсины, концентрированный апельсиновый сок…»

– Вот! – Шубин даже вскочил с постели и заметался по комнате. Понятно стало, что никакой любви этой ночью уже не будет. Глаза его горели, он снова стал тем прежним Игорем Шубиным, каким Женя увидела его первый раз, когда пришла в агентство. – Вот оно, самое важное: АПЕЛЬСИНЫ!

– Но ты же сам сказал участковому, что этот листок оказался в руках Гамова случайно.

– Да потому что здесь, в Москве, никто не занимается расследованием причины, толкнувшей этого художника на самоубийство. Но я примерно представляю себе, как этот листок оказался в его руках…

– Думаешь, его убил Каротин? Ведь это объявление мог дать он… Этот листок мог оказаться в кармане Каротина, когда тот заявился на квартиру Гамова, чтобы выяснить отношения или даже угрозами заставить его отказаться от Марины. Ты это имеешь в виду? И во время разговора и, возможно, борьбы, которая произошла между соперниками, листок случайно выпал из брюк Каротина?

– Ты ходишь вокруг да около. Нет, Каротин имеет к смерти Гамова лишь косвенное отношение. Они, я так полагаю, никогда не встречались с Гамовым. И дело-то не в художнике, а в том, что Марина ушла от Каротина навсегда… И какая разница, кем были ее любовники? Она ушла, пойми ты, не к ним, а от Каротина. Это разные понятия. Если бы она ушла от Каротина, скажем, к тому же Урусову, с которым их связывали уже сложившиеся отношения, иначе говоря, если бы она променяла Каротина на Урусова, то Каротин, возможно, и убил бы его, и рука его не дрогнула бы… Но в том-то и дело, что она ушла в никуда, просто ушла, и своим уходом дала ему понять, что не простит его никогда. А те мужчины, которые появлялись на ее горизонте, были лишь как тени ее прошлого, как отражение ее прошлой, привычной жизни: мужчины, мужчины, мужчины и плавное скольжение по жизни вниз, все глубже и глубже увязая в никому не нужных и ни к чему не обязывающих связях…

Женя вдруг подумала о том, что если бы убили замужнюю и благополучную женщину, оставившую детей сиротами, или просто порядочную и достойную особу одного возраста с Мариной, то вряд ли ради нее в другой город, через всю страну гнали фуру, набитую живыми цветами… И маловероятно, чтобы вокруг ее смерти разгорались такие страсти. Жизнь такой женщины, как правило, ясна, прозрачна для окружающих и, уж конечно, для мужа. Скорее всего, сошлись бы во мнении, что ее убили по ошибке или убрали как случайного свидетеля, и на этом бы все закончилось. Похороны, плач родных и близких, ужас и страх в глазах детей…