Дэвид повторил разговор, подслушанный Рейчел Уильямс, пока она ждала счет.

– Понимаю. Доктор Уильямс в своих показаниях этого не говорила. Но звучит разумно.

– Более чем. Надо теперь проверить другие занятия Урсулы в то утро.

– Нам нужны два факта, – сказал инспектор. – Когда она в последний раз красилась своей помадой. И когда ту изъяли из ее сумки, подменив отравленной.

– Вот именно, – согласился Дэвид. – Узнав это, мы сможем собрать новый урожай подозреваемых.

– Вы про эту банду «РН», если я правильно вас понял? – вежливо осведомился инспектор.

– О, я всегда про них думаю, – ответил Дэвид. – А ваш пунктик – это тот, другой специалист, если я не ошибаюсь.

– Доктор Морис Колмен, – сказал инспектор. – Уже не первый месяц он не дает мне покоя. От него неприятностей больше, чем от полного грузовика солдат и целого поезда эвакуированных. Если бы я думал, что нет ни малейшего шанса повесить на него это дело, то все равно бы попытался. Но сейчас я иду по его следу, и у меня есть серьезные основания надеяться на успех.

– Разумеется, – отозвался Дэвид. – Должен сказать, звучат ваши речи мстительно, но это отличный способ поддержать боевой дух. Если каникулы у знаменитого доктора закончатся, дайте мне знать – уж очень мне хочется побеседовать с ним о сердце Урсулы Фринтон. А я тем временем постараюсь не тормошить вас больше, чем будет необходимо. Следующие несколько дней я проведу в основном в Уэйкли.

– Что вы там хотите найти? Историю девушки я вам рассказал.

– Установить кое-какие контакты, – неопределенно ответил Дэвид. – Общая атмосфера, только и всего.

– Ну если влипнете во что-то, то знаете, где меня найти, – ободряюще сказал инспектор.

– Вы слишком добры, – вполголоса поблагодарил Дэвид и вышел.

Но на следующий день Дэвид все еще оставался в Шорнфорде. Его настойчивые попытки связаться с Аланом Дунканом увенчались успехом в результате долгой беседы в полицейском участке. Таким образом, летчик смог встретиться с ним на следующий день в доме у Рейчел. Джилл была там же, когда он приехал, и изо всех сил старалась уменьшить болезненное напряжение до уровня некоторой формальной сдержанности. Достигнув некоторого успеха, она оставила мужчин наедине: главным образом потому, что дело Дункана касалось только Дэвида, да и тяжело было смотреть на осунувшееся лицо летчика и его неподвижные глаза.

– Я не хочу задавать докучных вопросов, – начал Дэвид, когда они остались одни. – Вам наверняка хватило этого в полиции. Но судя по способу, которым сотворили эту мерзость, она была замыслена довольно давно. Способ сложный и изобретательный. Надо было продумать, уточнить и экспериментально усовершенствовать детали, а такие вещи не делаются под влиянием момента. Но к счастью для нас, в плане вышла осечка. Нет необходимости указывать вам, что место, выбранное для убийства вашей жены, определенно не было залом заседаний медкомиссии в «Методист-Холле». Чтобы его найти, необходимо очень тщательно, поминутно проследить весь последний день миссис Дункан, все ее передвижения и, если возможно, предыдущие несколько дней. Большая часть информации, которая нам для этого требуется, может быть получена от вас, и только от вас. Я прошу рассказать мне все так, как вам будет удобно, заняв для этого столько времени, сколько нужно. Расскажите, что вы делали, вы оба, в день медкомиссии до того момента, когда вам сообщили о смерти жены.

Дункан медленно кивнул.

– Да, вы правы. Я тоже думал об этом и перебирал тот день и каждую минуту с тех пор, как познакомился с Урсулой, пытаясь вспомнить всех, кого мы знали, их слова и поступки. В один из этих моментов к нам должен был подойти убийца. Мне бы сейчас вспомнить что-нибудь важное, чтобы начать, а дальше пойдет само.

– Ну тогда давайте.

– Я познакомился с Урсулой в Лондоне четыре месяца назад, когда был в отпуске. Она жила у своих друзей Каррингтонов. Мы с Роем Каррингтоном приятели, Урсула была знакома с Марджори, его сестрой. Каррингтоны иногда гостили в Уэйкли и сказали мне, что у Урсулы бывают сердечные приступы, если она слишком переволнуется, и поэтому они не особенно любят выходить. Сдружились они несколько лет назад, Рой тогда довольно сильно ею увлекся. Но его охладила болезнь Урсулы, да и вообще это было не так уж серьезно, так что вскоре прошло. Урсула в прошлом году много ездила в город и останавливалась у Марджори, потому что ей до смерти надоело жить в деревне и ничего не делать. Ее отпускали в магазин местной Женской добровольной службы в Шорнфорд раз в неделю, но это, естественно, не соответствовало ее идее работать ради нужд войны. Наконец она прошла свое призывное собеседование и сказала, что хочет трудиться в какой-нибудь из служб. Однако ее родные это дело прикрыли с помощью жесткого письма от семейного врача в Уэйкли. Именно тогда Урсула поклялась, что больше ни дня не будет жить в доме, ничего не делая. Она намеревалась поехать в Лондон к Каррингтонам и попробовать поступить в какое-нибудь подразделение ПВО. Вы, наверное, помните – тогда под Рождество резко усилились налеты на город. Все родственники говорили, что ей не миновать фатального сердечного приступа, но она не реагировала. Несколько раз выходила с Марджори Каррингтон, работавшей в передвижной столовой, и делала что-то полезное, пока ее не заметили и не отправили домой. Мы в то время много с ней виделись и почти сразу заключили помолвку. У меня создалось впечатление, что она совершенно здорова, и я был твердо намерен выяснить этот вопрос раз и навсегда. Я отвел ее к доктору Клеггу, и он осмотрел Урсулу по всем параметрам – по полной программе. Как я и думал, сердце у нее оказалось не хуже моего, а меня на медосмотры гоняли столько, что на всю жизнь хватит – на мою, надеюсь, точно. Вооруженная результатами осмотра, она вернулась в Шорнфорд тайно от родственников, предъявила заключение Клегга и попросила пересмотреть ее дело. Она была старше двадцати одного года, могла действовать без согласия Уэйкли. Местная биржа труда дала ей возможность подать заявление в ВААФ, и первое собеседование прошло хорошо. У нее были все шансы пройти медкомиссию. Мы так радовались, что решили съездить в Уэйкли и огласить нашу помолвку.

Алан замолчал, глядя перед собой, сквозь Дэвида, куда-то за пределы комнаты, где они сидели.

– И новости были восприняты благосклонно? – ровным голосом спросил Дэвид.

– Вежливо, скажем так. Ее дядя, старый Хьюберт, в первый вечер прочел мне лекцию о больном сердце вообще и о его влиянии на Урсулу в частности. Я ответил контрлекцией по тезисам, предложенным Эндрю Клеггом, но не сказал, что водил Урсулу к специалисту. Он заявил, что имеет куда более долгий опыт жизни и болезни, чем у меня, но понимает мои чувства.

– Ему было неприятно, что вы сделали собственные выводы по поводу сердца Урсулы?

– Напротив. Он даже сказал, что это убеждает его в серьезности моих намерений и я первый из ее поклонников, который не исчез, выяснив общее состояние ее здоровья.