В 1725 году в России насчитывалось восемьдесят шесть металлургических заводов и арсеналов, пятнадцать мануфактур, четырнадцать кожевенных фабрик, пятнадцать шерстяных мануфактур, девять шелкопрядильных фабрик, шесть хлопчатобумажных; лесопильные и пороховые заводы, писчебумажные фабрики, стекольные производства… Петр создал даже ателье, в котором ткали ковры высшего качества с участием французских рабочих, мастеров гобелена. Но Запад в первую очередь интересовался русским сырьем и игнорировал фабричную продукцию. И даже в России большим успехом пользовались иностранные торговцы, чья продукция была дешевле, а качество выше, чем у российских товаров. Чтобы поддержать молодую развивающуюся национальную промышленность, царь ввел высокие таможенные пошлины. Желающих стимулировать интерес частных лиц к коммерции и промышленности (литейные заводы Демидова на Урале и мануфактуры Апраксина) он освободил от государственной службы и от налогов. Основателей фабрик и их родственников он освободил также от уплаты пошлин за покупку сырья и продажу произведенной продукции; он им выдал беспроцентные ссуды и разрешил им с 1721 года покупать крепостных, чтобы использовать их в качестве работников на своих предприятиях. Небольшую часть рабочей силы составляли свободные люди. На фабрики посылали бродяг, беглых крепостных, каторжников, проституток. Все, кто работали там, делали это не по своей воле, но по принуждению. А хозяева этого сброда составили новую аристократию, которая вступила в права не по рождению, но благодаря инвестированному капиталу и инициативному духу.

Между тем подъем торговли и индустрии подчинялся каналам связи. Дороги в России были ужасными и едва проезжими из-за снега зимой и грязи весной и осенью. Напрасно Петр пытался связать Москву и Петербург проезжими дорогами. Это мероприятие стоило очень дорого, и не было времени на его осуществление, хорошая дорога заканчивалась через сотню верст. Иностранные дипломаты, ехавшие из старой столицы в новую, все с ужасом говорили об этом пути длиной в пять недель через леса и болота, по размытым дорогам, разбитым мостам, которые того и гляди обрушатся под тяжестью экипажей. Чтобы путешественники не заблудились, царь велел поставить столбы, указывающие на расстояние, и построить несколько «станционных домов». Он не пренебрегал торговыми путями, столь дорогими его предкам. К тому же он скупил на корню в Венгрии урожай токайского, который он привез в Москву на сотне повозок. Большие надежды он возлагал на речные пути для перевозки товаров. Он соединил Волгу с Невой, приказав прорыть небольшой канал в районе Вышнего Волочка. Затем, обнаружив, что возникают проблемы с навигацией на неспокойном Ладожском озере, он планирует стоверстовой канал, чтобы его обогнуть. Вместе с несколькими инженерами он сам лично исследует болотистую почву. Это гигантское мероприятие под управлением Меншикова началось плохо, медленно продвигалось, вскоре шлюзы занесло песком, рабочие умирали сотнями, как во время строительства Санкт-Петербурга. В 1723 году Кампредон писал: «Тридцать тысяч человек уже погибли на строительстве Ладожского канала». Эта массовая гибель не отвратила Петра от его замысла.

Однако случалось и ему быть беспристрастным и даже великодушным в деле правосудия. Он приказал разместить во всех трибуналах, от самых скромных до самых высоких, на столах, за которыми сидели судьи, необычную трехгранную пирамидку из позолоченного дерева, увенчанную двуглавым орлом. На каждой из трех сторон было начертано высказывание, принадлежащее перу царя. Первое рекомендовало должностным лицам точное знание текстов, которые они должны были применять; второе определяло их обязанности во время заседания; третье – запрещало им нарушать законодательные меры. Как и всегда, эти предписания сопровождались угрозами – штрафами, конфискацией имущества или смертью – для тех, кто ослушается. Процедура подвергнуться пытке также хороша, чтобы добиться признаний и чтобы наказать виновных. Самые страшные преступления те, которые наносят ущерб интересам государства. В этих случаях даже беременная женщина может быть подвергнута пытке.

Жены, убившие своих мужей, закапывались живьем в землю. В горло фальшивомонетчикам лили расплавленный металл. Никаких присяжных, чтобы оценить беспристрастно ответственность обвиняемого, ни адвоката, чтобы его защитить. Судья поступал, следуя своей доброй воле. И он полностью подчинялся исполнительной власти. Воевода председательствовал в провинциальном суде, губернатор – в центральном. Что касается ландрихтеров, своего рода мировых судей, на шведский манер, они являлись помощниками губернаторов по судебной части и занимались больше вымогательством денег от тяжущихся, нежели разрешением споров.

Чтобы улучшить деятельность судов, Петр решает заменить старое Уложение 1649 года царя Алексея Михайловича новым шведским кодексом, из которого исключены были неприменимые к России положения. Комиссия из экспертов, в которую вошли также и иностранные юристы, заседала неоднократно и в течение долгого времени и в конце концов в 1722 году вынесла решение о невозможности приспособить иностранный закон российским требованиям. Впрочем, Петр усложнял задачу, издавая множество противоречащих друг другу указов. То, что разрешалось вчера, завтра уже становилось запрещенным. Правосудие менялось как настроение царя. Когда он устанавливал законы, то принимал во внимание не справедливость, но эффективность. Так, преступник, осужденный за убийство, мог, если он был искусным ремесленником, оказаться на свободе и возглавить группу рабочих, которым передал бы свое умение. В этом амплуа он был гораздо полезнее своей стране, чем став каторжником. Мысль Петра имела две тенденции: деспотизм и прагматизм.

Обе тенденции проявились в его отношениях с Церковью. После смерти патриарха Адриана в 1700 году он не дал ему преемника и назвал митрополита Рязанского Стефана Яворского «Екзархом святейшего Патриаршего Престола, блюстителем и администратором». Однако новый экзарх занимался исключительно текущими делами; основополагающие решения по духовным делам принимал боярин Мусин-Пушкин, глава Монастырского приказа. Но это был только первый этап. В течение нескольких лет Феофан Прокопович, профессор философии и ректор Киевской Духовной академии, работал над «Духовным регламентом», состоящим из трехсот статей, вдохновленный на этот труд царем и под его присмотром. В 1721 году Петр официально упразднил патриархат и провозгласил новый статус Церкви. По этому указу патриархат заменяла вновь образованная Духовная коллегия и Святейший Синод, состоящий из нескольких архиепископов, назначаемых государем, которые должны будут заниматься всеми делами Церкви. Обер-прокурор, также назначаемый государем, присутствует на прениях этой ассамблеи и обладает правом вето. Обер-прокурор, впрочем, не мог быть духовным лицом. Заботясь об устройстве надзора за деятельностью Синода, Петр хотел «в Синод выбрать из офицеров доброго человека, кто бы имел смелость и мог управление синодского дела знать». Первым обер-прокурором Синода был назначен драгунский полковник Иван Васильевич Болтин. Смысл церковной реформы и причины, заставившие Петра предпочесть коллегиальное и синодальное управление церковью единоличному патриаршему, объяснялись в преамбуле к Регламенту: «Простой народ не ведает, как разнствует власть духовная от самодержавной, но, удивляемый великою честью и славою высочайшего пастыря, помышляет, что таковой правитель есть второй государь, самодержцу равносильный или больший, и что духовный чин есть другое и лучшее государство. И если народ уже сам собою привык так думать, то что же будет, когда разговоры властолюбивых духовных подложат как бы хвороста в огонь?.. Когда же народ увидит, что соборное правление установлено монаршим указом и сенатским приговором, то пребудет в кротости и потеряет надежду на помощь духовного чина в бунтах». Урок был ясен: призвание Церкви исключительно духовное; ее вмешательство в политику недопустимо; на Руси один хозяин – царь, и даже духовенство должно его слушать.