Одинцова наверняка захватили те же, кому не удался захват Вараксы. Ясна и причина внезапного интереса к обоим бывшим спецназовцам – Ковчег Завета, что же ещё? Совпадений не бывает. Руководители Моссада, передавая эфиопам сведения о Борхесе, не сомневались: информация тут же начнёт просачиваться, и никакие меры секретности её не удержат. На старте израильтянам удалось немного опередить всех, но теперь они снова в положении догоняющих.

От мыслей Владимира отвлёк топот за дверью.

– Есть! – сказал вошедший напарник и положил на стол несколько страниц. – Вот он.

Нападавшие, которые забрали с собой Одинцова и Мунина, сняли видеорегистратор с лобового стекла машины. Но не заметили в салоне ещё один, потайной. Записи с него Владимир отправил в штаб-квартиру Моссада, как только добрался до израильского представительства, и сам с коллегами тоже не терял времени.

Номера машин преследователей – дело десятое. Главное, в кадр попали несколько участников захвата и тот, с кем разговаривал Владимир. Специалисты в Израиле быстро, но тщательно поколдовали над изображением. Обработали, прогнали через базы данных, идентифицировали – и по результатам поиска прислали справку в Петербург.

– Салтаханов, – прочёл Владимир фамилию обидчика. – Интерпол… Академия безопасности… Теперь более-менее понятно. Ну что? Работаем!

Предстояло найти этого Салтаханова, установить за ним слежку и восстановить ниточку, ведущую к Ковчегу Завета.

Предстояло вернуть себе Одинцова.

– Ты чего так долго тянул? – спросил Одинцов.

Он по-прежнему сидел в последнем ряду и обращался к Салтаханову, но смотрел мимо него – на доску со схемой.

– Здравия желаю! – кивнул Одинцов в сторону нарисованных человечков и продолжил:

– Рисуешь хреново. А с народом короче надо. Построил личный состав, довёл информацию – и отбой. У тебя люди спят уже, а ты всё говоришь, говоришь, говоришь… Чем их накачали? В бутылках ведь наркотик был?

– Не боись, майор, – с порога пробасил Псурцев и жестом остановил вскочившего Салтаханова. – Сиди, сиди… Водичка с лёгким транквилизатором. Просто чтобы не психовали зря и выспались хорошенько. Про воду и про меня сразу догадался?

– Почти, – ответил Одинцов.

Его покоробило обращение «майор»: так многие годы говорил только Варакса. Впрочем, понятно, что генерал обозначал дистанцию – и задавал тональность разговора. Ну ладно…

Псурцев опустился на скамью, где только что сидели профессор с Евой.

– Сразу догадался, не скромничай. Все же пили, а ты нет, – сказал он. – И на меня сквозь доску смотрел, чуть не до дырки. Выспался?.. Ну добро. Ты же не с Салтахановым хотел поговорить, а со мной. Так?

– Так, – подтвердил Одинцов.

Салтаханов снова приподнялся с места.

– Мне выйти?

– Сиди, – повторил Псурцев и осведомился у Одинцова:

– Он же нам не помешает?.. Пусть послушает. Молодёжь натаскивать надо, уму-разуму учить, а таких мастодонтов где теперь возьмёшь? Мало нас осталось. Ты да я да мы с тобой.

Одинцов сразу перешёл к делу.

– Как погиб Варакса?

– Хорошее начало, – оценил генерал. – Хочешь мстить? Умыться кровью врага и всё такое? А не надо нам индийского кино! Твой друг сам себя… гранатами. И нескольких наших за собой утащил. И до того двоих грохнул. Только не говори, что впервые слышишь. Тут ещё вопрос, кто кому мстить должен. Я ответил? Теперь ты мне скажи. Чего от тебя евреи хотели?

– Того же, что и вы. Им нужен Ковчег Завета.

– А у тебя его нет, и где он – ты без понятия. Так?

– Так, – опять согласился Одинцов. – Что с телом Вараксы?

Псурцев сунул руку в карман пиджака, вытащил пластиковый пакет и метко бросил его на стол перед Одинцовым. В пакете лежали перепачканные грязью и кровью, нанизанные на прочную толстую нить резные нефритовые камни из Китая, похожие на маленькие сухие финики; круглые колючие косточки рудракши и бусины тёмного янтаря, напоминающие фундук… Самодельные чётки, с которыми не расставался Варакса.

– Держи, – сказал генерал. – Тело в морге. Выглядит не ахти, сам понимаешь. Но, как говорится, чем богаты…

Одинцов приподнял скованные руки над столом.

– Браслеты снимите.

– Не так быстро, майор, – усмехнулся Псурцев. – Я ребятам уже рассказал, чего от тебя можно ожидать. А твой друг даже показал. Отчаянный вы народ… Сам что скажешь?

– Я Вараксе обещал за Муниным присмотреть. И здесь ещё двое гражданских, которые от меня вроде как зависят, – ответил Одинцов. – Мы в подземном бункере. Думаю, с охраной у вас всё в порядке… В общем, обещаю зазря не дёргаться. Слово офицера.

– Зазря, говоришь… – генерал озорно блеснул глазами. – Салтаханов, помнишь про сорок семь ронинов? Слово офицера – это тебе не жук в пудру пукнул. Чего сидишь, действуй!

Салтаханов вышел в коридор, вернулся с ключом и опасливо отомкнул замки наручников Одинцова.

– Ноги тоже, – сказал Псурцев. – Он слово дал. Верно, майор?

Салтаханов сгрёб звенящие цепи и на всякий случай отошёл обратно к месту инструктора. Одинцов вытряхнул чётки из пакета.

– Помыть надо будет, – задумчиво сказал он. – Значит, дело такое. Есть Ковчег или нет Ковчега, где он и что с ним – я не знаю. Правда, не знаю. Хотите поискать? Давайте поищем. Чем могу – помогу. Всё равно без меня у вас ничего не получится.

Одинцов быстро посмотрел на Псурцева.

– Труп Вараксы, конечно, не опознан?

– Конечно, – генерал не стал отводить взгляда. – И чего ты хочешь?

– Чтобы его опознали и похоронили по-человечески. Родственников нет, сообщите ребятам с автостанции, они сами всё организуют – место на кладбище, поминки… Отвезёте меня на похороны. Попрощаться надо.

– Не жирно? – спросил Псурцев и некоторое время барабанил пальцами по столу. – Ну, допустим, я соглашусь. А что взамен?

– Полýчите меня с потрохами. Буду землю рыть как бобик. Если повезёт, найду вам Ковчег.

– Похороны, значит… – Псурцев смотрел на чётки, которые медленно перебирал Одинцов. – Хорошо, я подумаю. Это всё или ещё что-нибудь?

– Вы гарантируете, что с Муниным при любом раскладе ничего не случится. Я должен быть уверен.

– Можешь быть уверен, – генерал поднялся. – Слово офицера.

Жюстина вернулась в Лион к ночи.

Последний скоростной поезд с Лионского вокзала уходил в половине девятого, так что в пол-одиннадцатого она уже ступила на перрон вокзала Пар-Дьё, а до отъезда успела расправиться со множеством дел.