«Ну вот и все», — подумал Троцкий, увидев открывшимся-таки на пороге гибели мистическим зрением боеголовку с маркировкой U.S. Army на лоснящемся черном боку, неотвратимо приближающуюся к нему со сверхзвуковой скоростью. «Кранты революции», — решил он, поскольку эгоцентрично не разделял своей и ее судьбы. Однако Лев Давидович не позволил панике овладеть им. Разом помолодев, он легко взбежал на самую вершину пирамиды, поправил пенсне и нашел в себе нежданное мужество презрительно улыбнуться, прежде чем исчезнуть в огненном вихре.

* * *

Юре, покуда он не нюхнул магического кокаина, происходящее на поверхности казалось диким и абсолютно неприемлемым. Но доза мигом все расставила на свои места, и он вместе с прочими аборигенами увлеченно начал охоту на себе подобных. Восприятие красного партизана коренным образом изменилось. Сделалось, что называется, тоннельным, но зато безальтернативным. То есть теперь, получив от верховного вождя установку (это был Генрих, щедрой рукой раздававший сибирякам, толпами стекающимся к нему, волшебный порошок), он мигом понял, к какому отряду присоединиться и кого потом атаковать.

Но в отличие от сотоварищей он не пропал и не сгинул для Родины вовсе. Академик Скорпионов, прежде чем выпустить Котелкова на поверхность, вживил ему кое-какие датчики. Благодаря им в режиме онлайн ученый-чекист считывал из мозга разведчика информацию об окружающей того среде и ситуациях, в которых он участвует. И если обнаруживал, что Юру начинает опасно глючить и колбасить, то немедленно посылал пучок импульсов, действовавших бодряще и отрезвляюще.

Самое забавное, что раздача населению кокса происходила буквально у Скорпионова над головой, на круглой вершине горы Сталинки. Сюда же со всех сторон накокаиненный народ кто вез автотранспортом, кто тащил на себе бетонные блоки, цементный раствор, кирпичи, древние валуны и прочее, потребное для возведения пирамиды. Верховодил работами весьма странного вида старик, явно, согласно дистанционному анализу сталиногорских психиатров, полубезумный, но в то же время крайне опасный.

Это Скорпионов понял сразу, увидев Юриными глазами, как старик властно и категорично отдавал команды капитану нацистского космолета. А последний ему безоговорочно повиновался. «Тарелка», кстати, вовсю принимала участие в масштабных работах — носилась туда-сюда, доставляя на стройплощадку необходимую технику (похищая ее в близлежащих городах) типа башенных кранов и могучих лебедок.

Старик, разумеется, был Доном Хуаном. Он благополучно, через центр Земли, витиеватыми коридорами, прорытыми для своих и атлантовых нужд троллями, добрался до Сибири. Вместе с ним прибыл сводный отряд самых матерых брухо со своими учениками. Они-то и возглавляли группы бойцов, сформированных из аборигенов, обреченных теперь на перманентную войну друг с другом.

Сверхзадачей колдунов было замутить нечто подобное тому, что творилось в доколумбовой Мезоамерике, где местные города-государства сражались друг с другом ради того, чтобы поназахватывать пленников, которых потом можно было приносить в жертву, не опасаясь, что она окажется неугодна Уицилопочтли. Ведь сколько намучился Генрих в Москве, разыскивая, у кого бы вырвать подходящее сердце. Теперь же под влиянием порошка только законченный дегенерат не превращался в лютого воина. А таких-то и следовало, согласно древней традиции, кромсать абсидиановыми ножами.

Первую церемонию планировалось провести уже буквально вот-вот, не дожидаясь завершения строительства. Дон Хуан получил от атлантов информацию, что Земле надо срочно придать новый импульс, поскольку она явно норовила вернуться на ставшую привычной за сотни тысяч лет орбиту. Поэтому брухо велел Генриху точить нож. Как только первый ярус пирамиды вознесется над вершиной Сталинки, следовало приступать к холокосту тотальному как никогда.

Ну а последний камень планировалось положить уже в присутствии высоких гостей из недр земных. Пирамиды ведь потребны не только для разных кровавых манипуляций с жизненно важными органами двуногих. Они — обиталища атлантов, идеально приспособленные под их специфику. Дело в том, что представители этой древней расы, издревле славившиеся высокорослостью, по ходу своего подземного существования претерпели многоэтапные мутации. Что и неудивительно. Там, в недрах, во-первых, видимо-невидимо разного рода агрессивных энергетических полей. А во-вторых, халтурщики-тролли зачастую рыли коридоры, исходя из своих пропорций и габаритов, злостно игнорируя особенности телосложения атлантов. Соответственно у последних развивались искривления позвоночников и прочие отклонения.

В результате за долгие века ползанья по щелям и пещерам некогда статные красавцы превратились в завершенных уродов, кривобоких и начисто отвыкших от пребывания на земной поверхности. Пирамидам отводилась роль адаптационных центров. Совершая из них вылазки, атланты должны были заново научиться повелевать низшими расами.

* * *

Когда наступил наконец день массовых закланий, Генрих вдруг остро почувствовал — что-то не так. У ног его, стоящих на свежеобтесанных ступенях культового сооружения, колыхалось людское море. Одни жаждали крови (кокс делал свое дело), другие, разумеется, страшились ее отдать. Последние, в количестве никак не меньше двух сотен, были пленниками. Вели они себя по-разному. Кто — тупо оцепенело (действие порошка уже кончилось, а без него все происходящее было необъяснимо и нереально), а кто — буйно, грубо и истерично матерясь.

Толпу эту, покалывая копьями, мужики из племен, одержавших на этот раз победу, гнали под его уже занесенный нож. В сторонке колдовали Дон Хуан и его подручные. Они, инспирируя братоубийственную рознь, оставались всегда над схваткой, словно мальчишки-приятели, играющие в солдатиков. Смутное ощущение, что за всем этим кроется какая-то колдовская разводка, в последнее время Генриха навязчиво не покидало.

И, само собой, чутье, выработавшееся у него за годы подпольной работы, не обманывало национал-революционера. Коварный Дон Хуан планировал в ближайшее время принести в жертву его самого. То-то был бы мощный энергетический выброс. Но это зловещее деяние он запланировал на день явления из глубин атлантов. Брухо был уверен, что Генрих до этого момента с крючка не соскочит — слишком далеко он зашел по своему кровавому и богомерзкому пути.

Именно это обстоятельство, конечно, и тормозило в террористе мыслительно-разоблачительные процессы. Копнуть поглубже и столкнуться лицом к лицу с чудовищной правдой он был не готов. Ведь если даже такие зверства не на пользу пробуждению нации, то что же тогда остается? Чем же тогда жить? Да и умирать становилось не за что. А это было вовсе невыносимо. Легче было снова с головой окунуться в кровавый омут. И понеслось…

Генрих размеренно и неутомимо то вздымал, то опускал свой дымящийся нож, когда тишину, проникнутую благоговейным ужасом аборигенов, разорвал совершенно неуместный в подобной драматической ситуации смех. Генрих, прикрыв глаза козырьком ладони от нестерпимо херачившего солнца, глянул — кто посмел. И остолбенел — сквозь толпу накокаиненных зомби умело, по тай-боксерски работая локтями, к подножию пирамиды пробивался его сэнсэй — известный когда-то на профессиональном ринге под погонялом Палач.