С-а-м-о-о-б-м-а-н.

Бывали моменты, когда проскальзывали воспоминания о том времени, когда я была счастлива, когда находилась рядом с тем, кто оказался дорог мне, когда я всегда любила. Но сейчас… этого человека не было рядом со мной уже много дней, не отвечал на мои сообщения и звонки, не находился дома, постоянно оставлял брата и сестру одних дома без денег и еды. Что происходило с Джозефом? Почему он от всех отгородился? Может… может, он тоже болен? Или бросил меня?

Так больно от незнания. Так больно от трескающегося сердца. Так больно…

Больно от любви.

Так умирала любовь на полу душевой комнаты в три тридцать ночи. А что будет дальше? Я буду проходить мимо с гордо поднятой головой и делать вид, что мы вовсе не знакомы, буду смеяться с друзьями, а ночью рыдать и биться в истерике, хватаясь руками за своего единственного лучшего друга. Буду смотреть на всех свысока, а потом закрываться в туалете, чтоб принять очередную дозу успокоительных.

Так умирало счастье от долгих рыданий в три тридцать ночи. Я смотрела в далёкое окно в ожидании рассвета, глаза болели от слёз и усталости. Хотелось посмотреть на дисплей телефона – вдруг Джозеф всё же ответил. Но он молчал. Он всегда молчал, когда дело касалось его личных проблем. Но сейчас он молчал, потому что и не собирался со мной разговаривать. Как и ни с кем другим. Но почему?..

Так уходили люди, оставляя тебя одного. Забирали с собой часть тебя, а ты в ответ смотрел на них и думал, что же сделал не так, почему тебя оставили и вообще за что ты заслужил всё это. Хотелось отпустить всё это и надеяться, что в мою жизнь придёт кто-то другой и останется со мной уже навсегда.

Н-а-в-с-е-г-д-а.

Но кто же это будет, кто? Кто?

– Ты не узнаешь, что такое взлёт, пока не упадёшь очень низко10.

Голос Филис скользящей мелодией проник сквозь худые струи холодной воды и наполнил душевую комнату. Сама девушка танцевала с закрытыми глазами и поэтому не заметила меня. Голубые шнуры наушников не мешали ей раздеваться и мотать кудрявой головой в такт музыки, радужная футболка полетела вслед за лифчиком, под толстыми шерстяными штанами оказались шорты, которые через пару секунд тоже уже оказались в куче другой одежды. И вот уже совершенно голая Филис наконец-то подняла на меня взгляд, когда собралась залезть в душ. Она безумно улыбнулась моему покрасневшему от смущения лицу, тогда как я изо всех сил старалась не разглядывать её обнажённое тело с хорошей талией и грудью, оказавшейся куда больше моей.

– О, как хорошо, что ты здесь! – ни капли не смутившись, Филис кинула свои наушники на одежду и рассмеялась. – Я как раз не хотела мыться одна.

– П-почему?

От дикого смущения я начала даже заикаться, тогда как внутри всё горело далеко не из-за болезни. А Филис, казалось, ни на что не обращала внимания, когда залезала ко мне в душ и становилась мокрой от холодной воды. Запоздало вспомнив, что девушка ничем не болела, я поспешно пыталась сделать воду горячее.

– Мудрецы хоть и хорошие и мудрые, но когда-то они желали мне зла, – с наигранной обидой надула губы Филис, пристраиваясь ближе ко мне и намачивая голову. – Я как-то раз чуть ли не умерла в ванной, когда хотела засунуть кран себе в рот.

В этот раз мне не удалось отвести от неё взгляд – от удивления я откровенно пялилась прямо на неё.

– И часто у тебя такое бывает?

– Мне потом стали помогать, – беззаботно пожала плечами она.

– Кто? Психиатры?

– Ну, если так можно назвать Джозефа, то да, – и не успела я выйти из ступора из-за её слов, как она уже полностью повернулась ко мне лицом и заглянула в мои глаза. – О, прости, ты, наверное, сильно смущена тем, что я пришла сюда и застала тебя голой.

– А кого это может не смутить, кроме как тебя? – усмехнулась я, пытаясь совладать со своими эмоциями, которых то слишком близко подпускали к огню, то макали в сироп рассеянности.

– Ну, Торию.

И в этот момент её лицо вдруг стало вновь печальным, будто Филис снова сидела за рисованием пейзажа и разговаривала со мной о тяжёлой судьбе. Видеть её горе – как резать ножом по венам и не знать, чем же по-настоящему помочь, чтобы на чужой душе стало легче. И на своей тоже.

– Я… встретила её возле твоей комнаты, – неуверенно сказала я, понимая, что это не самая лучшая тема для разговора в душе. – И… она мне рассказала о ваших отношениях. Я поняла, почему Тория к тебе приставала, но она так и ответила, зачем заходила к тебе…

– Отдать мне мой дневник и сказать, что больше не будет ко мне приставать, – совсем тихо сказала Филис, прижимаясь ко мне, словно хотела от чего-то спрятаться. – Она взяла оттуда всего одну страницу, но… я никогда не бываю жестокой по отношению к другим, но те слова на том листочке были такими… жестокими.

– Но правдивыми, – я взяла её лицо за подбородок и заглянула в эти фиолетовые глаза: точно сама космическая туманность наблюдала за зеленью моих глаз. – Если там было написано и вправду то, что ты чувствуешь на самом деле, то я постараюсь сделать так, чтобы твоя влюблённость в меня не «превращалась во тьму».

Её губы были совсем близко к моим, тело крепко прижималось к моему, потемневшие светло-русые кудри запутались в моих чёрных локонах. Филис была так близка, так родна, так неугомонна – и мне хотелось стать к ней ещё ближе.

– Ты читала этот листок? – она тревожно закусила губу, но не смела отвести от меня взгляд.

Я сокрушённо покачала головой.

– Да. И многое что поняла для себя. Пойми, я очень боюсь, что ты разочаруешься во мне. Я осознала, что ты давно за мной наблюдаешь и не менее давно в меня влюблена, но ты всё равно не так хорошо меня знаешь, насколько можешь знать. Пойми, я не хочу, чтобы между нами произошло то же самое, что между тобой и Торией, потому что ты – дитя света и солнца, а я – дочь тьмы и луны. Ты как яркие краски на полотне художника, а я все оттенки чёрного и серого. Ты тот, кому идёт улыбка, а я та, у которой вся грусть мира в глазах. Ты как жизнь, которую хотят проживать люди, а я та жизнь, которую каждый избегает. Ты как гигантское небо в объятиях белых облаков, а я – лужа, которую все сторонятся. Ты как слово «мечта», а я – «печаль», ведь даже моё имя имеет такое значение. Ты из тех людей, к которым все тянутся, а я та, кто всех отталкивает. Ты как цветущий сад ландышей, а я букет колючих роз. Ты прекрасный закат, которым любуются и хотят продлить этот момент, а я лишь сумрак, что наступает после тебя и медленно переходит в тёмную ночь. Ты как тёплый летний бриз моря, а я как холодный и знойный ветер зимой. Ты как прохладная тень, а я палящая жара летом, потому что ярость моя порой неугомонна. Ты – свет, к которому стремятся, а я – кромешная тьма, которая поглощает всё вокруг себя…

Я не дала ей возразить – слишком прочно я смирилась со своими же словами – и жадно поцеловала её, притягивая к себе непозволительно близко. Такой желанный вкус прекрасных пухлых губ ещё сильнее кружил голову, пушистые волосы Филис под тёплыми струями воды стали ещё насыщеннее и кудрявее. Перебрав несколько завитушек, я легонько прислонила девушку спиной к мокрой стене, упиваясь вкусом малины с лимоном, точно она не знала, какую лучше выбрать помаду. Крупные капли воды разбавляли смешенный привкус, тогда как мои руки пытались изучить столь прекрасное юное тело: хрупкая шейка, длинные ноги, загорелая кожа, которой хотелось касаться всё больше. Проскользнув пальцами по гибкой талии и поднимаясь по рёбрам к упругой груди, я только сильнее прижала возлюбленную к стене. Казалось бы, Филис сама сходила с ума от любви и неожиданности моего напора: её прекрасные нежные руки касались моей спины, оставляя невероятное ощущение. Лимонный запах помады только добавлял ноток удивительности и без того чудесной Филис. Её пальчики стали касаться каждого моего шрама, каждого синяка, каждой царапинки, будто она старалась залечить все повреждения, что у меня были. Тепло от нежных прикосновений разливалось в каждой венке, и становилось легче, спокойнее и уютнее.