Ричард замахал на него рукой, явно готовый спорить, как только справится с чаем.

– Сам по себе запуск установки ничего не дает. После сегодняшнего события мы еще как минимум полгода будем копаться в терабайтах, пытаясь понять то, что получили.

Справившись наконец со своим чаем, Ричард Смит энергично замотал белобрысой головой. Космы его нечесаных волос затрепыхались.

– Ты не прав! – заявил он. – Приведу аналогию: ты идешь с девушкой на первое свидание, с которого начинается ваша любовь. Потом ты начинаешь за ней ухаживать, она отвечает взаимностью, вы создаете семью, рожаете детей, покупаете в рассрочку дом и заводите собаку. Все это – смысл вашей встречи. Но ядро, само событие, породившее все остальное, – именно то первое свидание, когда у тебя так горели уши, что заплетался язык, и ты еще не мог даже представить, что эта самая девушка через пять лет после свадьбы соблазнит тебя в семейном седане, когда дети будут спать в палатке во время уик-энда в Йеллоустоуне.

Ричард выпалил все это на едином дыхании. Потом глубоко вдохнул и закончил:

– Первое свидание – вот что важно!

Том Рашник улыбнулся и осторожно отпил из стаканчика.

– Опуская твои намеки, я не вижу здесь ничего, что опровергало бы мои слова.

– Просто ты – циник. Все теоретики – циники.

Ричард впился зубами в булку, вырвал из нее солидный кусок и принялся энергично жевать.

– Теоретик, Ричард, как правило, ждет от эксперимента лишь подтверждения своей теории. В большинстве случаев он уже может предсказать результат. Для него эксперимент представляется простой формальностью. Ничего феерического.

– Ага. А тогда скажи мне, сколько таких формальностей закончилось пересмотром физики?

– Ты прав. Такое тоже бывает. Но редко.

– У меня предчувствие, Том!

– У тебя не предчувствие, а богатое воображение. Тебе просто не терпится посмотреть в лицо Господу Богу.

– Да. И я этого не скрываю.

– Я дам тебе бесплатный совет: не путай науку с научной фантастикой. Первое поможет тебе дописать диссертацию, второе – навсегда похоронит тебя, как ученого.

– Знаю, знаю. Только факты, и ничего кроме фактов. Но за каждым научным достижением, тем более таким масштабным, всегда стоит что-то, чего мы никогда не сможем понять. Уже сама идея Большого Взрыва является прекрасным доказательством существования Бога. Акт Творения. Настолько грандиозный, что ни тебе, ни мне, ни всем нашим потомкам до сотого колена не понять.

– Я бы не стал смешивать науку и религию. Это нечистоплотно. Байка о том, что, когда ученые подойдут вплотную к моменту Большого Взрыва, они увидят лицо Божества, придумана писателями. К людям науки она не имеет отношения.

– Не согласен!

– Как хочешь.

Том откусил от булки и стал, не торопясь, жевать. Ричард продолжал кипятиться.

– Вы – лицемеры. Вы заявляете, что никакого Божества нет, а сами просто даете ему другое имя, отвечающее вашим собственным вкусам. Но это – не более чем имя. Христиане называют его Иисусом, мусульмане – Аллахом, а вы – сингулярностью. Это просто имя.

– Какой же ты болтун…

– Скажешь, я неправ?

– Не хочу вдаваться в демагогию.

Том доел булку и посмотрел на часы.

– Пора.

Ричард взглянул на электронный циферблат, установленный над входом в столовую. «2:14 PM».

– Вот черт!

Он за один укус проглотил свою булку и вскочил.

– Передавай привет Господу Богу, – сказал Том Рашник.

– Непременно! Только бы не забыть спросить про выигрышные номера в воскресной лотерее.

Ричард вышел. Том, не торопясь, закончил свой ланч и взял оба подноса, намереваясь оставить их на ленте конвейера у противоположной стены.

– Ричи-Фантастик, – сказал он, усмехнулся, покачал головой и ушел, оставив Анну и Майкла одних.

– О чем это они? – спросила Анна.

Майкл молчал и хмурился, выстукивая пальцами по столу какой-то веселый мотивчик.

– Майкл? Алло.

– А?

– О чем они говорили? Ты что-нибудь понял?

Майкл сделал неопределенный жест плечами.

– В общих чертах.

– Что они затевают?

– Похоже, они хотят поставить какой-то эксперимент, который поможет им ближе подойти к сингулярности.

– К чему?

– Существует теория происхождения Вселенной. Не единственная, но, наверное, самая популярная. Согласно ей, вначале всего существовала сингулярность. Трудно объяснить, что это такое…

– Попроще.

– Постараюсь. Сингулярность – это точка, не имеющая размеров, потому что еще не существует такого понятия – размер. Сингулярность – это потенция. Возможность, заключающая в себе все.

Майкл посмотрел на Анну и улыбнулся.

– В общем, на самом деле никто не знает, что это такое. Их цель как раз и заключается в том, чтобы поближе подойти к этому пониманию.

– Понятно. То есть не понятно… Но, понятно.

На этот раз улыбнулись оба.

– А что за взрыв?

– Понятие из той же теории. Этот парень правильно сказал – момент Творения, когда сингулярность стала Вселенной.

– Да… Занимательно.

Анна посмотрела на часы. Те показывали «2:18 PM». Когда последняя цифра сменилась, столовая опустела. Лаборатория снова сделалась необитаемой. По крайней мере, на какое-то время.

– Похоже, у нас расхождение с местным временем, – сказала Анна. – Часы показывают два, а мне уже хочется ужинать.

Майкл посмотрел на свои.

– На моих почти восемь.

– Тогда я займусь ужином. Ты не против?

– Нет.

Анна полезла в рюкзак.

Майкл встал и, засунув руки в карманы, медленно побрел по столовой. Голову он опустил так, что подбородок почти касался груди. Пару раз он натыкался на стулья, будто слепой. Анна смотрела на него с тревогой. Сейчас он действительно напоминал ей привидение, блуждающее по покинутой Лаборатории, – одинокий и неприкаянный призрак науки. Похоже, на него опять нашло.

Как ни странно, теперь эта мысль не испугала ее. Анна застыла, пытаясь проанализировать свои чувства. Майкл перестал казаться ей сумасшедшим. То сходство с Хорьком, которое она ощутила и которое ее так сильно потрясло, казалось теперь не таким уж значительным. Хорек являл собой пример чистого, ничем не замутненного безумия – помешательство без малейшей попытки анализировать. Он действовал рефлекторно, как зверь, подчиняющийся инстинктам, и именно это Анне не нравилось. Именно это ее пугало. Реакции Майкла были другие. За ними чувствовалось знание, за ними чувствовалась информация, которую он пытается осмыслить.