– Дело не в ветре, а в том, как ты нас везла, – вмешалась Зейнаб-122, с трудом выползая из кузова.

– Это разве «везла»! – Саботаж спрыгнул на землю, а потом помог спуститься Джамиле.

Куцые волосы Саботажа перьями торчали в разные стороны. Он жалел, что не надел шерстяную шапку, но куда больше жалел, что согласился отправиться в это окаянное место посреди ночи.

– И как это тебе удалось получить права! – воскликнула Зейнаб-122.

– Небось переспала с инструктором, – пробормотала себе под нос Хюмейра.

– Ой, да заткнитесь вы! – нахмурилась Налан. – Разве вы не видели дорогу? Благодаря мне вы доехали целыми и невредимыми.

– Целыми! – возмутилась Хюмейра.

– Невредимыми! – вторил ей Саботаж.

– Сволочи! – Налан быстро и решительно направилась к задней части пикапа.

– Э-э… не могла бы ты попридержать язык? – вздохнула Зейнаб-122. – Мы же договорились: на кладбище не орать и не ругаться.

Она вынула из кармана четки и принялась перебирать их. Что-то подсказывало Зейнаб-122, что эта ночная экспедиция не будет простой и ей наверняка понадобится помощь и поддержка добрых духов.

Между тем Налан откинула задний борт кузова и принялась вынимать орудия труда: тачку, тяпку, мотыгу, совковую лопату, штыковую лопату, фонарь, моток веревки. Она положила все это на землю и задумчиво почесала затылок:

– Кирка пропала.

– А-а, эта… – отозвалась Хюмейра. – Я… я, кажется, обронила ее.

– Как это ты обронила ее? Это ведь кирка, а не носовой платок.

– Я не сумела ее удержать. Скажи себе спасибо. Ты неслась как маньяк.

Налан смерила ее холодным взглядом, которого никто не заметил в темноте.

– Ладно, хватит болтать. Пора дело делать. Времени у нас немного. – Она взяла в руки лопату и фонарь. – Берите инструменты.

Один за другим все двинулись за ней. Где-то вдалеке море ревело и с невероятной силой билось о берег. Снова поднялся ветер, пахнувший соленой водой. За их спинами терпеливо ждала старинная крепость – она привыкла к этому за долгие десятилетия, – а мимо ее ворот промчалась тень какого-то животного: возможно, крыса или еж бежали в какое-то укрытие, чтобы не попасть в грозу.

Друзья молча открыли ворота кладбища и вошли. Пятеро нарушителей, пятеро друзей, ищущих свою утраченную подругу. Как по команде, луна исчезла за тучей, погрузив весь пейзаж в черноту, и на мгновение это одинокое место в Килиосе можно было принять за любое другое.

Ночь на кладбище была совсем не похожа на ночь в городе. Тут тьма была не столько отсутствием света, сколько чем-то особым – живым и дышащим существом. Она преследовала их, словно любопытная тварь, – сложно сказать, что именно она делала: предупреждала их об ожидавшей впереди опасности или стремилась толкнуть ей навстречу, когда наступит удобный момент.

Пятеро друзей шли вперед наперекор беспощадному ветру. Поначалу они двигались проворно, с рвением, продиктованным беспокойством или даже обычным страхом. Они двигались гуськом вслед за Налан, которая в одной руке держала лопату, а в другой – фонарь. За ней шли Джамиля и Саботаж с инструментами в руках, а потом Хюмейра, катившая тачку. Зейнаб-122 замыкала процессию не только потому, что ее ноги были короче, но еще и потому, что она раскидывала хлопья соли и семена мака, дабы защититься от злых духов.

От почвы шел едкий запах влажной земли, мокрого камня, дикого чертополоха, гниющих листьев и еще чего-то, что они не решились бы назвать. Тяжелый мускусный запах разложения. Они видели камни и древесные стволы, покрытые зеленым лишайником, его чешуйки, похожие на листики, призрачно светились в темноте. То и дело перед глазами вставала беловатая дымка. Один раз послышался треск, который, казалось, идет из-под земли. Налан остановилась и принялась водить фонарем по сторонам. И только в тот момент они поняли, насколько огромно кладбище и насколько сложна их задача.

Пока у них это получалось, друзья старались идти по одной и той же тропинке, несмотря на то что она была очень узкая и скользкая. Им казалось, что она приведет их, куда надо. Однако вскоре тропинка исчезла, и им пришлось взбираться на непротоптанный холм посреди могил. Их были сотни и сотни, в большинстве своем они были снабжены досками с номерами, однако на некоторых таковые отсутствовали. В безжизненном свете луны доски напоминали привидения.

То и дело на пути попадались особые могилы с белыми камнями в качестве надгробий, а один раз они даже увидели надпись:

Не стоит и предполагать, что ты живой – и нет меня.

Полна сюрпризов здешняя забытая земля…

И. В.

– Ну все, я возвращаюсь, – сказал Саботаж, крепко сжав в руке лопату.

Налан оторвала от своего рукава колючку:

– Не будь идиотом. Всего-навсего дурацкий стишок.

– Дурацкий стишок? Этот мужик нас запугивает.

– Откуда ты знаешь, что это мужик! Здесь же только инициалы.

– Без разницы, – замотал головой Саботаж. – Тот, кто здесь похоронен, предупреждает нас, что дальше идти не стоит.

– Прямо как в кино, – пробормотала Хюмейра.

– Ага, – кивнул Саботаж, – это когда несколько гостей оказываются в доме с привидениями и к исходу ночи все погибают! И знаешь, что думают зрители? «Ну, они же понимали, чем все кончится в самом деле!» Завтра утром примерно это же о нас напишут в газетах.

– Завтрашние утренние газеты уже давно отпечатаны, – возразила Налан.

– А-а, ну тогда ладно, – попытался улыбнуться Саботаж.

И на краткий миг создалось впечатление, что они снова оказались в квартире Лейлы на улице Лохматого Кафки – все шестеро, – что они болтают и подкалывают друг друга и их голоса звенят, словно колокольчики.

Очередная вспышка молнии – на этот раз такая близкая, что сама земля засветилась, точно изнутри. Почти сразу же вслед за ней с треском рванул гром. Остановившись, Саботаж вынул из кармана кисет и свернул себе косячок, только вот спички никак его не слушались. Слишком сильный поднялся ветер. В итоге он все-таки прикурил – и глубоко затянулся.

– Что ты делаешь? – спросила Налан.

– Нервы успокаиваю. Мои бедные, истрепанные нервишки. Меня тут удар хватит. В нашей семье все мужчины по отцовской линии умерли до сорока трех лет. У отца инфаркт случился в сорок два года. А теперь вспомни, сколько мне! Клянусь, мое пребывание здесь – прямая угроза здоровью!

– Брось! Если ты накуришься, какая от этого польза? – Налан приподняла брови. – К тому же сигарету видно за несколько километров. Почему, как ты думаешь, солдатам на поле боя запрещается курить?

– Бог мой, мы же не на войне! А как же твой фонарь? Неужели враг увидит мой косячок, а не твой луч света?