– Продолжай. – Хюмейра вдохнула кофейный аромат, прежде чем сделать очередной глоток.

– Помните того старика? Он до сих пор винит себя в том, что не сумел нормально похоронить жену, а ведь прошло столько лет. Разве вы хотите испытывать то же самое всю оставшуюся жизнь? Каждый раз, вспоминая Лейлу, мы будем мучиться жгучим чувством вины, зная, что не выполнили свой дружеский долг? – Вскинув голову, Налан поглядела на Зейнаб-122. – Пожалуйста, не воспринимай это как оскорбление, но иной мир мне ни черта не интересен. Возможно, ты права и Лейла уже где-то там, на небесах, учит ангелов краситься и удалять волосы на ногах. Если так оно и есть, прекрасно. А как принять тот факт, что в этом мире с ней обращались жестоко? Мы должны смириться с этим?

– Конечно же нет. Скажи, что надо делать! – импульсивно отозвался Саботаж и вдруг замер: ему в голову пришла невероятная мысль. – Погоди-ка. Ты что, предлагаешь поехать и откопать ее?..

Все ожидали, что Налан сейчас отмахнется от него и закатит глаза к небесам, в которые не верит, как она обычно делала в ответ на глупый комментарий. Когда Налан сказала о поездке на кладбище, все решили, что она хотела бы устроить настоящие похороны для Лейлы, попрощаться с ней как следует. Но теперь все вдруг поняли, что предложение Налан носило куда более радикальный характер. Повисла неловкая тишина. Это был один из таких моментов, когда все стремятся возразить, но никто не хочет делать это первым.

– Я считаю, мы должны это сделать, – сказала Налан. – Не только ради Лейлы, но и ради нас самих. Вы никогда не задавались вопросом, что происходит, когда мы умираем? Думаете, со всеми нами будут обращаться как в пятизвездочном отеле? – Она указала пальцем на Хюмейру. – Ты сбежала, дорогая моя, бросив мужа, осрамив свою семью и свой род. Что там еще в твоей биографии? Пела в сомнительных клубах. Если и этого недостаточно, ты снималась в нескольких позорных фильмах.

– Я была так молода. – Хюмейра покраснела. – У меня не было…

– Я понимаю, но они-то не поймут. Не жди сочувствия. Прости, милая, но тебя отправят прямиком на Кимсэсизлер-Мезарлыи. Возможно, туда же сошлют и Саботажа, если узнают, что он вел двойную жизнь.

– Ладно, хватит, – вмешалась Зейнаб-122, чувствуя, что на очереди она сама. – Ты всех расстраиваешь.

– Я говорю правду, – ответила Налан. – У всех нас есть определенный багаж, назовем это так. А у меня больше, чем у остальных. Меня убивает это лицемерие. Всем нравится смотреть по телевизору на поющих голубых. Но те же самые зрители сходят с ума, узнав, что их сыновья или дочери такие же. Я видела это собственными глазами – одна женщина стояла прямо у собора Святой Софии, держа плакат: «Конец близок, на нас обрушатся землетрясения: город, полный шлюх и трансвеститов, заслуживает гнева Аллаха!» Давайте честно: я притягиваю ненависть. Когда я умру, меня забросят на Кимсэсизлер-Мезарлыи.

– Не говори так! – взмолилась Джамиля.

– Возможно, вы еще не поняли, но речь не идет об обычном кладбище. Там… там все очень убого.

– Откуда ты знаешь? – спросила Зейнаб-122.

Налан принялась крутить кольцо на одном из пальцев.

– У меня были знакомые, которых там похоронили. – Ей не нужно было объяснять, что почти все представители транссообщества завершали свой путь по этому адресу. – Нам необходимо забрать оттуда Лейлу.

– Кармический цикл какой-то. – Хюмейра ладонями обхватила свою кружку. – Нас каждый день испытывают. Если ты говоришь, что ты настоящий друг, настанет время, когда тебе придется доказать это. Космические силы попросят тебя подтвердить, что тебе и правда не все равно. Об этом говорилось в одной из книг, которую давала мне Лейла.

– Я понятия не имею, о чем ты, но не могу не согласиться, – отозвалась Налан. – Карма, Будда, йога… двигать тобой может любое. Я хочу сказать вот что: Лейла спасла мне жизнь. Я никогда не забуду ту ночь. Нас было двое. Откуда ни возьмись появились эти придурки и стали колотить нас. Эти сволочи пырнули меня ножом в грудь. Кровищи было! Поверьте, я истекала кровью, как заколотый ягненок. Без шуток – я думала, что умираю. И тут надо мной склонилась Супергёрл, кузина Супермена, помните? Она подхватила меня под руки и помогла подняться. И тут я открыла глаза. Это была не Супергёрл, а Лейла. Она могла бы убежать, но осталась… ради меня. Благодаря ей мы выбрались оттуда. Я до сих пор не знаю, как ей это удалось. Она отвезла меня к врачу. К шарлатану, конечно, но все равно. Он зашил меня. Я своей жизнью обязана Лейле. – Налан набрала в легкие воздуха, а потом медленно выпустила его. – Я никого не хочу принуждать. Если вы не хотите ехать, я пойму, честное слово. Я сделаю это одна, если понадобится.

– Я поеду с тобой, – услышала Хюмейра собственный голос.

Она опрокинула в рот остаток кофе и почувствовала себя куда бойчее.

– Уверена? – На лице Налан отразилось удивление: она знала о страхах своей подруги и ее панических атаках.

Однако успокоительное, которое Хюмейра приняла нынче вечером, казалось, временно защитило ее от страха.

– Да! Тебе понадобится помощь. Но сначала я сварю еще кофе. Возможно, нужно налить его в термос и прихватить с собой.

– Я тоже поеду, – сказал Саботаж.

– Ты не любишь кладбища, – удивилась Хюмейра.

– Не люблю… но, как единственный мужчина в нашей компании, я ощущаю ответственность и необходимость защитить вас от вас же самих, – пояснил Саботаж. – Кроме того, без меня вы не сможете достать машину.

Зейнаб-122 округлила глаза:

– Погодите, погодите-ка. Нельзя делать такое. Эксгумировать мертвых – грех! И куда, позвольте спросить, вы собираетесь отвезти ее потом?

Налан заерзала на стуле, только теперь понимая, что не продумала вторую часть своего плана.

– Мы отвезем ее в какое-нибудь приличное место упокоения. Будем часто навещать, приносить цветы. Возможно, нам даже удастся наскрести на памятник. Из мрамора, блестящий и гладкий. С черной розой и со стихотворением одного из любимых поэтов Д/Али. Как звали того латиноамериканца, которого он обожал?

– Пабло Неруда, – подсказал Саботаж, и глаза его скользнули к картине, висевшей на стене.

Там была изображена Лейла, сидевшая на кровати, на ней были короткая алая юбка и бикини-топ, из которого почти вываливалась грудь, волосы ее были забраны в высокий хвостик, а лицо слегка повернуто в сторону зрителя. Она была так красива и недоступна! Саботаж знал, что Д/Али нарисовал этот портрет в борделе.

– Да, Неруда! – воскликнула Налан. – Они очень странно умеют смешивать секс и печаль, эти латиноамериканцы. Большинство наций делают что-то одно, но латиносы – победители и в том и в другом.

– Или стихотворение Назыма Хикмета, – предложил Саботаж. – Его любили оба – и Д/Али, и Лейла.

– Верно. Отлично, с памятником мы разобрались, – одобрительно кивнула Налан.

– С каким памятником? Что за чушь вы несете? Вы ведь даже не знаете, где ее похоронить! – поднимая вверх руки, закричала Зейнаб-122.