— Никак не представлял себе такого величия, — признался Катон. — Но как люди сумели построить такое?

Он был воспитан на представлении о всесилии родного города. Рим был величайшим среди городов, люди его — могущественнейшими среди народов, боги — самыми всевластными среди богов. Ему хватало ума не воспринимать эту дерзкую догму как данность, однако он повидал всю империю, от Британии до Пальмиры, и нигде не видел ничего, что могло бы соперничать с величием Рима. До этого самого дня.

Лодка миновала оконечность острова Фарос. Немного погодя Яннис изменил курс и направил суденышко в порт, открывшийся позади маяка. Ветер теперь задувал с траверза,[42]и суденышко накренилось, когда Яннис поправил главный парус. Основной путь кораблей пролегал справа от них, и Катон заметил, что на них идет целый флот крупных судов. Яннис принял в сторону, чтобы избежать столкновения.

— Хлебный флот, — пояснил он.

Катон кивнул, пытаясь рассмотреть корабли повнимательнее. Высокие, с выпуклыми бортами, они напоминали «Гор», однако были крупнее. Пурпурный вымпел трепетал на верху каждой мачты. Суда проплывали мимо едва ли не с державным величием, так как слабой волне не хватало силы приподнять их. До отказа набитые зерном корабли следовали в Рим, где их груз пойдет на прокорм населению города в ближайшие четыре месяца, а флот вернется в Александрию за следующим грузом. С тех пор как император Август окончательно аннексировал Египет и сделал его римской провинцией, орошаемые великим Нилом плодородные земли стали житницей Рима. К сожалению, плебс привык полагаться на хлебные раздачи, и сменявшие друг друга императоры не смели положить им конец, вне зависимости от того, в какую сумму они им обходились.

Пути флота и рыбацкой лодки разошлись. Яннис вел суденышко к небольшой гавани у основания защищавшего ее полуострова. В укрытых им водах располагался флот римских военных кораблей, за ним ступеньки и откосы поднимались от моря к большому дворцовому комплексу.

— Это старый, царский порт, — проговорил Яннис. — Дворцы были построены еще Птолемеями. Кроме того из них, что находится справа. Это и есть Великая Библиотека…

Катон посмотрел на указанное Яннисом здание. Он уже решил было, что видит очередной дворец, но, посмотрев внимательно, заметил у сводчатого входа ручеек людей, двигавшихся в обоих направлениях. Прочие посетители на балконах верхних этажей расхаживали возле стеллажей со свитками или разговаривали, сойдясь небольшими группками.

Когда рыбацкая лодка приблизилась к одному из выходящих из моря откосов, Яннис отвязал паруса и передал их концы в руки двоих людей Катона:

— Отпустите по моей команде…

Он точно рассчитал расстояние, и когда лодка оказалась всего в пяти десятках футов от берега, крикнул:

— Бросай!

Парус захлопал и затрепетал на ветру, и рыбацкая лодка тотчас потеряла ход. Как раз перед тем как причалить, Яннис налег на рулевое весло, кораблик чуть развернулся и мягко стукнулся об уходившую под воду каменную рампу. Появление их не оказалось незамеченным стражей, охранявшей ведущую ко дворцу лестницу, и десяток легионеров во главе с оптионом бодрым шагом направился вниз по откосу.

— Что это тут еще объявилось? — гаркнул оптион. — Вам, ребята, превосходно известно, что местным здесь высаживаться запрещено. Не позволено. Только для армейских, так что отваливайте.

Катон почувствовал раздражение. После восьми почти бессонных ночей, проведенных на тесной рыбацкой лодке, ему отчаянно хотелось ступить на твердую землю. Он уже собрался разжаловать оптиона за неподчинение начальству, когда осознал, что невероятная усталость мешает ему думать. Его собственная одежда, как и одежда его спутников была перепачкана, после отъезда из Гортины никто не брился. Так что не стоит удивляться тому, что оптион принял их за простых рыбаков.

— Чего вы ждете? — Оптион скрестил на груди руки. — Уматывайте, пока я не приказал ребятам задать вам хорошую взбучку.

Катон кашлянул:

— Дам тебе хороший совет, оптион: не зная броду, не суйся в воду. Я — трибун Квинт Лициний Катон, а эти люди сопровождают меня.

Глаза оптиона сузились, подозрительно уставившись на поднявшихся на ноги в лодке оборванцев, он покачал головой.

— Черта с два ты трибун.

Катон протянул руку к кожаной трубке, снял с нее крышку и вынул письмо о назначении, подписанное и запечатанное Семпронием:

— Вот. Читай.

Оптион посмотрел на море, плескавшееся перед носками его сапог, и покачал головой.

— Нет, неси свою бумагу сюда. Только ты, понял? Остальные пока остаются на местах.

Катон перепрыгнул через борт лодки, оказавшись по колено в воде. Выйдя на сушу, он сунул письмо оптиону. Тот принял документ, развернул его и, быстро пробежав глазами содержание, с опаской посмотрел на Катона.

— Так ты, значит, трибун Катон?

— Как здесь написано. Мне необходимо немедленно повидать легата Петрония.

— Подожди мгновение, господин. Что произошло?

Катон обратил к нему жесткий взор и со стальной ноткой в голосе ответил:

— Оптион, ты считаешь, что для начала я должен изложить свое дело тебе?

На мгновение прикусив губу, оптион отдал ему честь.

— Прости, господин. Приказывай, я повинуюсь.

— Так-то оно лучше. Теперь я хочу, чтобы моих людей накормили и отвели отдыхать. Пусть твой десяток займется ими. А ты отведешь меня к легату.

Оптион кивнул, а потом приказал своим подчиненным помочь Яннису причалить лодку и проводить прибывших в гарнизонные казармы. Повернувшись к Катону, он склонил голову.

— Если тебе угодно последовать за мной, господин.

Он повел Катона вверх по рампе через арку, украшенную фризами с изображениями египетских божеств. На противоположной стороне двора начиналась изящная колоннада, окружавшая его с трех сторон. Напротив арки, в сотне шагов широкий лестничный марш уводил к входу в главный дворец. Перед ним под ослепительным солнцем дежурил десяток легионеров, опиравших копья и щиты о землю под полуденным солнцем. Арка по правую сторону открывалась на оживленную и весьма широкую улицу, полную людей и вьючных животных. Уличный шум отчасти заглушала колоннада, но, тем не менее, городское столпотворение своей живостью отрадно напомнило Катону о Риме.

Когда они шли по двору, оптион повернулся к Катону и улыбнулся, глядя на шаткую походку трибуна.

— Значит, успел поплавать по морю, господин?

Катон кивнул.

— А не расскажешь, чем ты и твои парни занимались все это время в рыбацкой лодке?

— Охотно.

— Э?..

После недолгого изумления до оптиона дошла двусмысленность его вопроса. Он словно проглотил язык, и дальнейший путь они продолжали молча, поднимаясь по ослепительно белым ступеням к входу во дворец. Часовые отсалютовали копьями оптиону, постаравшись глядеть прямо перед собой и не замечать идущего рядом с их офицером пропахшего рыбой бродягу. За входом оказался большой зал, полный просителей, дожидавшихся возможности изложить свою жалобу легату или одному из его подручных. В конце зала располагалась высокая дверь, по бокам которой находились еще восемь легионеров. Перед дверями громоздился стол, за которым восседал центурион в легкой тунике. Жезл его лежал на столе. Он как раз читал одно из прошений, когда оптион и Катон подошли к столу.