«В связи с тем, что запасы топлива быстро уменьшались, горком партии вынужден был 6 октября 1941 года принять постановление о проведении лесозаготовок на специально отведенных участках лесоохранной зоны[712]. <…> Ленинградцы, направленные на заготовку дров, в основном женщины и молодежь, работали в сложных условиях. Рабочие не имели теплой одежды. Почти все они впервые держали в руках топор и пилу. Слабые от недоедания, они часто не могли выполнить нормы <…> Организованные в спешке заготовительные пункты находились в стороне от дорог, не хватало транспорта и инструментов. Рабочим приходилось вывозить дрова с лесных делянок за 4–5 километров на санках. <…>

Стремясь ускорить заготовку и доставку дров, комсомольская организация города послала на лесозаготовки 2000 человек. На необжитых и неподготовленных лесных участках, превозмогая слабость от истощения, по колено в снегу, осваивали комсомольцы тяжелую профессию лесорубов. Молодежь строила временное жилье, прокладывала лесные просеки и узкоколейки.

В этих исключительно трудных условиях комсомольцы добились решительного улучшения в заготовке дров»[713].

Упоминание про прокладку комсомольцами узкоколеек, «по колено в снегу»… Или сам автор, или редакторы рукописи сделали это не случайно. Книга вышла в период освоения целинных земель, а указанный эпизод соотносился с аналогичным в настольной книге не одного поколения – «Как закалялась сталь». Л.Н. Гумилев, обращаясь к этому эпизоду из романа, заметил, что практика внезапно спохватиться (тогда, когда все это (доставка дров) можно было сделать заранее (летом)), – типичный поведенческий признак субпассионариев. К тому же, построенная корчагинская узкоколейка в дальнейшем оказалась никому не нужна.

(Если же вспомнить и другие поведенческие признаки субпассионариев и учесть, кто был во власти и около власти в годы войны, то мотивация принятия решений управленческими структурами и причины неадекватности содержания этих решений станут намного яснее.)

О «лесозаготовительной кампании» октября 1941 г. писал сотрудник Института истории Академии наук СССР В.А. Карасев (с которым Манаков в своей книге открыто не соглашался по ряду аспектов).

«В условиях суровой непогоды, без теплой спецодежды и обуви, часто в туфельках и легких пальто, ленинградские комсомолки овладевали профессией лесоруба».

«Нам нужно во что бы то ни стало заготовить 300 тыс. кубометров дров с тем, чтобы прожить декабрь-январь месяцы, иначе мы сорвем работу промышленности и заморозим большое количество зданий с центральным отоплением», – выступал (из источника неясно, перед кем) П.С. Попков. К 24 октября 1941 г. план заготовки дров был выполнен чуть более чем на 1 (один) процент[714].

Нельзя сказать, что городской Исполком в своей работе по топливной проблеме ограничивался только вступлениями своего председателя. Исполком принимал решения. Вопрос в том какие.

17 сентября 1941 г. – сразу два решения. «Об учете ресурсов дров и топливно-древесных отходов в г. Ленинграде» и «О подготовке жилого фонда к зиме».

Однако в последнем ничего не говорилось о создании каких-либо дополнительных запасов топлива при домохозяйствах. А было: отремонтировать снеготаялки, «поручить Ленжилуправлению издать специальную инструкцию по отоплению», «отеплить подвалы» и т. д.[715].

Пока писали, согласовывали и набирали в типографии «специальную инструкцию», наступил октябрь 1941 г.

«Даже при самой строжайшей экономии угля и нефтепродуктов» топлива в Ленинграде могло хватить только до ноября. Остаток дров на 1 октября 1941 г. составлял около 120 тыс. кубометров, что в мирное время не могло обеспечить и двухнедельной потребности города[716].

2 октября 1941 г. – решение Исполкома «О снабжении населения города Ленинграда дровами». «Обязать управляющего Гортопом тов. Зорикова выдать населению в октябре месяце 50 тыс. кб. мтр. дров (включая коллективное снабжение домов), распределив талоны на дрова по всем межрайонным конторам не позже 6 октября». Но «жильцам, имеющим дрова в количестве, обеспечивающем их потребность по существующим нормам, талоны на дрова в IV квартале не выдаются». Предложено «широко использовать для перевозки дров населению лошадей домохозяйств по установленной таксе»[717].

Под «существующими нормами» понимались нормы, установленные до войны.

Что касается талонов на дрова, то это не введение военного времени. Таковые существовали и в мирное время. Как они «эффективно» распределялись, более чем красноречиво повествует решение Исполкома от 15 января 1941 г.

В нем Исполком отметил, что «управляющие домами не обеспечили в IV квартале 1940 г. своевременного получения от межрайонных контор Ленгортопа талонов на дрова и недопустимо задерживали раздачу их населению и что в 1-м квартале 1941 г. выборка талонов на дрова и раздача их населению проходят также совершенно неудовлетворительно»[718].

Если таковой была ситуация в мирное время, то не стоит удивляться, во что превратилась раздача «дровяных талонов» во время военное.

Позицию районных властей в топливном вопросе можно проследить по стенограмме совещания управляющих домохозяйств Ленинского района 11 октября 1941 г. Выступил начальник РЖУ: «Характеризую в настоящий момент состояние подготовки жилых домов к зиме, надо сказать, что дело из рук вон плохо обстоит». Привел пример: «Имеются такие случаи, когда управхозы сами упускают дрова, напр., по Обводному каналу 154 – там одна организация разбирает сарай, принадлежащий домохозяйству, а управхоз и техник ушами хлопают. Такое безобразие недопустимо…».

Участники совещания задавали вопросы и получали ответы.

Вопрос: Как быть с отпуском «дров для отепления дворницких и бомбоубежищ?»

Ответ начальника РЖУ: «Нужно было при разборке чердаков некоторое количество запасти; сейчас кое-что от разрушенных домов получите..