— Ты не сможешь убить всех, — обреченно проговорил Лан.

— Всех и не нужно, хотя я бы поубивала, — Элвир никогда еще не слышал такой ненависти в ее голосе. — Я буду стрелять в поджигателей. С первого раза до них, смотрю, не дошло, — и она пустила новую стрелу.

— Но ведь это женщина! — сдавленно пробормотал мальчишка Таскилл.

— Это не женщина, а бешеная тварь, — комендант ответил вместо своей помощницы, пока та прилаживала очередную стрелу.

В решетку ударился еще один камень, потом в стену рядом с окном. Камни полетели градом. Особого вреда они причинить не могли, но сильно мешали девушке целиться и стрелять.

— Альва, уйди оттуда, — приказал Элвир. — Неужели не видишь, что от этого никакого толка?

— Никакого, — обреченно подтвердил Итон. — Твои стрелы рано или поздно кончатся, кроме того, они их не пугают. Вон новые и новые выродки тащат факелы.

— Но здание же каменное? — в вопросе Таскилла слышалась надежда. — Разве огонь сможет его уничтожить?

— Сможет, — комендант не отрывал взгляд от происходящего за окном. — Огонь может уничтожить все.

На какое-то время все замолчали. Каждый понимал, что это значит, но никто не хотел первым произнести вслух.

— Мы ведь все равно не сможем выбраться? — подала голос Альва.

На ее лице, в отличие от остальных, не было ни страха, ни страдания, да и голос звучал отнюдь не печально. Неудивительно, мужчины боятся в первую очередь за нее, а девчонка чуть ли не рада возможности умереть вместе с возлюбленным.

— Не сможем, — безжалостно подтвердил Карст. — Даже огонь лучше, чем оказаться в лапах этой толпы. Я спущусь к ребятам, поговорю с ними.

Комендант вышел и отправился к стражникам, оставленным у дверей на случай, если толпа все же надумает брать комендатуру приступом. Что он собирался с ними обсуждать, Элвир не знал. Может, предложит выбор — сгореть заживо или выйти на растерзание толпе. Сам бы протектор предпочел быструю смерть в бою, пусть и неравном. Возможно, для герцога с комендантом это тоже наименьшее зло, но об Альве не может быть и речи. Страшно подумать, что эти обезумевшие мрази способны сотворить с женщиной. Даже огонь милосерднее, чем чудовища, еще недавно бывшие людьми.

Лан вышел через пару минут после коменданта, и лишь тогда Элвир понял, что таким образом им с Альвой позволили остаться наедине, чтобы дать возможность попрощаться. Попрощаться не на время, даже не на долгий срок, а навсегда. Пожалуй, именно это страшнее, чем все, что с ними случилось и случится.

— Альва, — он привлек девушку к себе, ощутив одновременно жгучую боль от резкого движения и радость от возможности заключить ее наконец в объятия. — У нас не было времени на разговоры о любви. И это полностью моя вина…

— Не ваша, — перебила его Альва. Голова девушки покоилась теперь на его плече, а пряди светлых волос щекотали лицо. — Время и обстоятельства не способствовали любовным признаниям.

— Не перебивай, крысенок, — Торн ласково провел рукой по ее щеке. — У меня не очень много времени. И я должен успеть сказать, как много ты для меня значишь. Ты — самое светлое, самое лучшее, что было в моей жизни. Я хотел бы прожить рядом с тобой целую вечность, но вместо этого нам выпала сомнительная удача — умереть в один день. Чего бы я только не отдал за возможность спасти тебя…

— Не надо, — Альва слегка приподнялась, чтобы взглянуть ему в глаза. — Я не хочу спасаться. И не хотела бы жить без вас. Пытка, растянутая на десятилетия — вот какая это была бы жизнь. Пусть уж лучше так. Только это очень больно? Умирать в огне? — ей с трудом дались последние слова.

В этот миг Альва напоминала испуганного ребенка, наполняя сердце Элвира болью и нежностью.

— Тебе не будет больно, — он обнял девушку еще крепче. — Ничего не бойся, моя девочка. Ты просто уснешь, обещаю. Просто уснешь.

— Поцелуйте меня, эн Элвир, — неожиданно проговорила она, заливаясь краской.

— Могла бы и не просить, — Торн улыбнулся, взял ее лицо в ладони и приник к губам.

Какая злая ирония, что самый долгожданный и сладкий поцелуй в его жизни станет последним!

— Как же я бесконечно люблю тебя, крысенок! — в эти слова Элвир вложил все, что не сказал раньше и не скажет уже никогда.

Девушка ничего не успела ответить, потому что в тот же миг Торн, обхватив ее запястье, с силой надавил на то место, где сходились вены. Альва мгновенно лишилась сознания. Элвир давно владел этим приемом, но привык считать подобный навык бесполезным. Надо же, пригодилось! Не успел он погрузить возлюбленную в глубокий обморок, как испытал мучительное желание вернуть ее в сознание. Чтобы еще хоть час, хоть полчаса слышать ее голос, смотреть ей в глаза. Неужели он больше никогда не увидит этих дивных зеленых глаз? Они еще живы, но это «никогда» уже наступило, терзая безысходностью и дразня возможностью все изменить. Но если он сейчас поддастся слабости и вернет ее, все равно наступит миг, когда придется сделать это снова, и будет не менее больно. Незачем проходить эту пытку дважды. Тем более, едкий запах дыма, сначала едва уловимый, теперь уже явственно ощущался. Элвир обещал своей невесте, что ей не будет страшно и больно, и он сдержит свое обещание… как бы страшно и больно ни было ему самому.

Лан и Итон зашли в кабинет и, увидев бесчувственную Альву, оба вопросительно посмотрели на Торна, не решаясь спрашивать впрямую.

— Она жива, — он ответил на незаданный вопрос. — Пока. Смерть в огне слишком страшна. Надеюсь, вы понимаете, что у меня нет выбора? — теперь уже Элвир вопросительно смотрел на герцога с комендантом.

Оба кивнули, без слов понимая, что он собирается сделать. Карст отвернулся, чтобы скрыть слезы, сдержать которые был не в силах. Мальчишка крепился изо всех сил. Ведь именно в этом возрасте заповедь «мужчины не плачут» кажется особенно священной и непреложной. Интересно, удержался бы он, окажись на месте Альвы Лотэсса? Впрочем, неважно. По лицу молодого Таскилла и так видно, какое страдание причиняет ему происходящее. Есть боль, которую не под силу выразить слезами.

Элвир, как во сне, достал длинный узкий кинжал — подарок Валтора, и, превозмогая сводящую с ума боль, занес руку над девушкой, которая казалось мирно спящей.

— Прощай, крысенок!

Шум, беготня и суматоха в коридорах донимали Энлил и мешали работать. С ума они, что ли, посходили, полночь же почти! Но выйти посмотреть, что происходит, ей было недосуг. Она наконец-то начала что-то понимать в природе этой одержимости, и далось ей это непросто. Вот если бы ей дали хоть одного выродка на изучение, как обещал Торн, то все было бы куда проще. Но все одержимые бежали из тюрьмы, и Энлил пришлось довольствоваться выводами, сделанными из общения с троими узниками и наблюдения за ними, а также кропотливой возней с кровью одного из них. Почти разобравшись в сути наложенных чар, Энлил до сих пор не представляла, что можно этому противопоставить. К вмешательству теней прибегать по-прежнему не хотелось.