— Я один остался живой, — почти прошептал нам измученный боец.

Семнадцатилетний Петя Кузнецов из Калининской области был симпатичным, храбрым солдатом, но сейчас он со слезами на глазах рассказывал нам, как немцы достреливали наших, а он притворился погибшим и вот, благодаря налету, выполз к нам. Мы перевязали его и уложили на днище в башне. Потом повернулись к самоходкам погибших, сняли шлемы и произвели в ту сторону по три выстрела из автоматов и пистолетов.

Печально было думать, что за какие-то полчаса не стало ДЕСЯТИ АВТОМАТЧИКОВ И ДВЕНАДЦАТИ САМОХОДЧИКОВ — Миши Зотова, Ивана Загвоздина, Николая Трошева, Кафия Юнисова... Не более двух часов назад они бегали спасать горевшего Илью Горелика. Видно, у каждого своя судьба, и никому еще не удавалось уйти от нее.

В боеукладке у нас осталось только семь снарядов. Стрельбу пришлось прекратить. Внимательно осмотрели самоходку. На лобовой части зияли две пробоины, один снаряд небольшого калибра взорвался в правом переднем топливном баке, но, по удаче, пламя разрыва погасила жидкость, зажатая стальными стенками емкости; другим снарядом, на наше счастье, оказалась болванка, но и она наделала бед: пробила запасные траки, прикрепленные к лобовой броне, с внутренней стенки правого борта сняла фаску, снесла умформеры, радиостанцию и, потеряв силу, упала в нише башни.

— Выходит, все мы родились в рубашках, — невесело пошутил Мозалевский, накладывая себе повязку на правое бедро.

Вокруг нас опять начали рваться снаряды — артиллерия, как только ушли наши самолеты, возобновила огонь. Теперь били не только из Парадубов, но и из Большой Смедыни. С запада слышалась стрельба из автоматов и пулеметов, и, нет-нет, раздавались артиллерийские выстрелы. В небольшое затишье Петя рассказал более подробно, как погибли батарейцы и автоматчики. Вырисовывалась такая картина.

Наступала батарея успешно, и Парадубы решили захватить с ходу. Но перед самым селом оказался заболоченный участок, и самоходки, идущие на больших скоростях, сели в болоте на днище, застряли. Немцы сразу же открыли огонь из пушек и пулеметов. Экипажи, обреченные на гибель, не покинули боевых машин, открыли сильный ответный огонь. С трудом доворачивая пушки до целей, они все же сумели поджечь один танк, один подбили и подавили огнем несколько пушек. А потом одна за другой все самоходки были подбиты. Часть экипажей погибла, остальные, будучи ранеными, залегли с автоматами и гранатами возле самоходок и с десантниками отбивали атаки врага. Видя их малочисленность, немцы наседали с двух сторон, намереваясь оставшихся взять живыми. Все дрались мужественно, на предложение сдаться Зотов метнул в них последнюю гранату. Немцы еще почти в упор постреляли по ним и ушли в село. Пете добавилась еще одна пуля, но он не шевельнулся, не выдал себя. Когда подходила наша самоходка, в живых, кроме него, уже никого не было. Во время воздушного налета он передвинулся от машин подальше и по гусеничному следу пополз, теряя по дороге сознание, к нашей самоходке.

— Меня будто что толкало: ползи, ползи, хотя я уже совсем не мог...

Так закончил свой рассказ о трагедии чудом уцелевший Петя Кузнецов.

Не ровен час, можем оказаться в кольце окружения, вдруг пришло в голову, и, словно в подтверждение, недалеко от нас начали рваться снаряды, летящие откуда-то из нашего тыла. Защищать нам было уже некого, наступать нечем, нужно было отходить к своим.

Достал карту, посмотрел еще раз район Парадубы: возле села не было ни одной синей черточки, обозначавшей заболоченность. Правда, карта была съемки 1897 года и рекогносцирована в 1911-м — но все равно не могло за такое время на сухом месте появиться болото! О чем только думало Главное топографическое управление Генштаба?! За два года после присоединения Западной Украины не удосужилось произвести рекогносцировку карт! А вот немцы успели составить очень точные карты нашей территории, которыми мы охотно пользовались, когда они попадали нам в руки в качестве трофеев. И вот по чьей-то ошибке или безответственности погибло два десятка солдат — храбрых воинов, молодых, от семнадцати до двадцати четырех лет, лишь Кафию Юнисову было двадцать девять и Загвоздину Ивану тридцать четыре — тоже не возраст! Им бы жить и жить!

Самоходка по кустарнику пошла в юго-восточном направлении, чтобы выйти из зоны обстрела со стороны Большой Смедыни и приблизиться к своим войскам. На опушке леса мы наткнулись на немецкую траншею. Из окопов выглядывали солдаты в касках, держа наготове направленные в нас фаустпатроны. Коварное оружие! Для танкистов и самоходчиков это было самое опасное оружие ближнего боя! Фаустпатрон — ручное реактивное противотанковое ружье одноразового действия. Немцы их называли «панцерфауст» и «панцертод». Ружье представляло собой полую открытую с обоих концов трубу с механизмом стрельбы, пороховым зарядом и прицельной планкой. В переднюю часть планки вставлялась кумулятивная граната с хвостовым оперением. Гранаты были двух видов и с расстояния 30 метров пробивали броню, соответственно, 140 и 200 мм. Особую опасность для нас они представляли в лесу — как сейчас, и в населенных пунктах, то есть там, где выстрел можно произвести, подкравшись незаметно — из-за куста или из любого окна, проема. Сейчас, днем, прорваться через лес самоходке, имея в противниках фаустников, — было крайне маловероятно! Но и отходить просто так не хотелось! Пошли команды экипажу!

— Сергей! По фашистам, из пулемета! Огонь! — это Мозалевскому.

— Сергей — второй (так я называл Быкова, так как он был 1923 года рождения, а Мозалевский 1918-го)! Вверни запалы в пять гранат! — и одну за другой бросил гранаты к окопам.

— Яша! Разворачивай кругом, отходи по кустарнику!

Пока проскакивали окопы, у меня созрело решение: уходить к своим надо через высоту, мимо триангуляционной вышки. Не успел дать команду, как услышал с западной стороны ближний бой! Самоходка помчалась к месту сражения! Подошли мы незамеченные противником. Не сразу заметил нас и экипаж «тридцатьчетверки»: с небольшой группой автоматчиков они вели бой с наступающим неприятелем. На хлебном поле впереди уже горели два вражеских бронетранспортера и один легкий танк — результат засады, устроенной танкистами. Но остальные танки с пехотой продолжали наступление.

— Сергей! По головному танку! Прицел десять, с места! Огонь!

С первого попадания танк встал. Со второго — загорелся! Противник, видя, что подошло подкрепление, отошел назад и укрылся за гребнем высоты с триангуляционной вышкой.

Наша самоходка подошла ближе к танку. Из башни вылез лейтенант-командир. Поздоровались, оценили обстановку и приняли решение идти на прорыв вместе. Медлить было нельзя, кольцо окружения быстро сжималось. Решили прорываться в южном направлении, по восточным скатам высоты с вышкой, на карте эта вышка не была отмечена, но в память мне врезалась так, что я и до сих пор ее помню, была она деревянная и вверху почему-то закруглена. Посадили на танк и самоходку автоматчиков, по восемь человек на машину, и наша группа, сохраняя интервал в 50–100 метров, быстро двинулась в сторону своих.