Когда танец закончился, Кларенс почувствовала, что почти протрезвела, раздраженные мысли ушли. Она взглянула на Инико. Как донести до него, что их объединяет куда больше, чем ему кажется? Если на то пошло, у нее с ним гораздо больше общего, чем, к примеру, с голландцем: язык, религия, похожее детство. Как объяснить, что злопамятность не приведет ни к чему хорошему? Сменилось поколение, и есть ли смысл обижаться на тех, кто ни в чем не виноват? Действительно, много лет должно пройти, прежде чем буря уляжется. Но почему бы для начала не усмирить бурю в своей душе?

Инико перехватил ее взгляд.

– Я могу неделями здесь пропадать, – весело произнес он. – А ты… Ты бы хотела каждое утро купаться в водопаде?

Она вздрогнула: похоже, вернулся прежний Инико.

– Звучит заманчиво, но у меня в Пасолобино свой маленький рай. И ты обещал показать мне другие части острова: Лубу, или Сан-Карлос, кратеры вулкана – их ведь несколько? – белые песчаные пляжи Алены, откуда рыбаки отправляются на острова Лорос. А Батете с деревянной церковью? О нет, я хочу все это увидеть!

– Если ты когда-нибудь вернешься на остров, я все это организую, верну долг.

Она заговорщицки улыбнулась:

– Ладно. Но в любом случае, ничто не сможет затмить сегодняшнего пляжа.

– Что ж, все еще впереди.

Кларенс прикрыла глаза, по спине побежали мурашки удовольствия.

– Но Сампака остается обязательным пунктом нашей программы. А ты что думала? Что я обойду стороной место, где мы с тобой встретились? – Он легко поднялся и протянул ей руку. – Знаешь, Кларенс, ты просто не могла не встретить меня и Лаа. Так захотели духи. Не буду тягаться с их волей, у них на все свои причины.

Девушка задавалась вопросом, почему физически ее привлек именно Инико, а не Лаа. Возможно, и на то была воля духов…

– Помнишь, как мы встретились?

Это было чуть меньше трех недель назад, но Кларенс казалось, что пролетели годы.

– Я принял тебя за секретаршу.

– Да! – засмеялась Кларенс. – Признаться, ты меня слегка напугал.

– Надеюсь, ты переборола страх?

– Теперь – да, но когда мы встретились в Сампаке и потом – в доме твоей матери, ты был замкнутым и отстраненным.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Я подумала, что совсем тебе не нравлюсь, – продолжила Кларенс. – Твоя мама, видимо, что-то заметила. Она сказала тебе что-то на языке буби, и ты включился в разговор. Не секрет, что она тебе сказала?

– Да ничего особенного. Штамп. Что не стоит судить о человеке, пока не узнал получше.

– На самом деле это очень ценный совет. Видишь, как все поменялось? И… – Она лукаво взглянула на него. – Если бы сейчас правил Евеера, ты был бы в опасности за связь с белой женщиной.

– Если ты сейчас правил Евеера, – расхохотался он, – ты была бы в опасности за попытку подчинить буби!

Инико остановил внедорожник возле проржавевших ворот с остатками краски. Название на табличке лишилось двух букв.

– «Са-пак», – прочитала Кларенс.

– Как по-твоему, что значит «Сампака»? – спросил Инико

Она задумалась.

– Наверное, раньше здесь была деревня с таким названием?

– А вот и нет! – Инико покровительственно улыбнулся. – Название произошло от имени одного из первых освобожденных рабов, сошедших на берег, когда остров еще принадлежал англичанам. Его звали Самуэль Паркер. Он стал сперва Сэм Паркер, а потом – Сампака.

Кларенс обернулась к нему.

– Откуда ты знаешь?

– Наверное, в школе рассказали, а я запомнил, – пожал плечами Инико. – Или услышал, когда работал здесь. Не помню.

– Еще вопрос: ты никогда не скучаешь по временам, когда сам работал на плантации?

– Не знаю… Ребенком мне тут нравилось, но когда меня заставили вернуться, работа была тяжелой и нудной. Наверное, я чувствую что-то среднее между родством и равнодушием.

Девушка перевела взгляд на величественные пальмы, росшие на расстоянии метра друг от друга. Стволы были покрыты белым примерно метра на два, и вместе они образовывали аллею, сходившуюся в перспективе.

– Судьба привела мою семью именно в Сампаку, а не в Тимбабе, Бомбе, Бао, Туплапла или Сипопо, – сказала девушка. – Эти волшебные названия в детстве пробуждали у меня образы далеких земель. – Она посмотрела на небо. – Если не пойдет дождь, а в дождь тут невозможно что-либо разглядеть, сегодня я наконец-то смогу проникнуть в сказку.

– Не знаю, что ты здесь ищешь, Кларенс, но реальность, по меньшей мере… удручает.

– Вот эти пальмы… – Кларенс указала на деревьям. – Чтобы сохранить аллею, мои родственники сажали некоторые из них. Это вызывает у меня чувство гордости и… не знаю, ощущение непрерывности времен, что ли. Отец и дядя теперь уже старые, а пальмы, как и прежде, устремлены к небесам. – Она покачала головой. – Для тебя это, может, и не важно, а для меня – очень. Когда-нибудь все это исчезнет, и некому будет рассказать грядущим поколениям о пальмах… в снегу. Впрочем, нет, я сама однажды расскажу, как все было…

«Но расскажешь ли ты о том, что подозреваешь, но еще не узнала точно?» – подумала она отстраненно.

Инико завел мотор, и они поехали по поселку, который теперь был полон жизни. Фургончики поднимали облака пыли, трактор перевозил дрова, мужчины возили тачки, женщина несла на голове корзину, а еще одна – пустой контейнер.

Вот наконец и главный двор! Направо – два склада с красными крышами, налево – домик белыми колоннами и верандой. Старое офисное здание, где был архив. Обнаженные по пояс рабочие ходили туда-сюда, и Кларенс вновь расчувствовалась: картинка была узнаваемой.

Поставив машину, Инико повел спутницу на ближайший участок. Кларенс увидела, как мужчины собирают какао с помощью длинной палки с металлическим крюком на конце.

– Ого, Инико! – воскликнула она. – Дядя привез с острова две штуковины – такой вот крюк и мачете, который он до сих пор использует для рубки хвороста.

Какао-деревья здесь оказались ниже, чем она предполагала. Несколько мужчин несли на спине корзины, подбирали концом мачете оранжевые стручки и закидывали внутрь. Другие перевозили собранные стручки в тачках и сгружали в кучи. Дальше стручками занимались лущильщики: одной рукой они держали стручок, а другой легонько ударяли по нему мачете, чтобы извлечь бобы. В основном работала молодежь – темнокожие парни в грязной одежде. Глаза Кларенс блеснули: Хакобо и Килиан будто говорили с ней издалека: «Я никогда не пропускал момент, когда какао отправляли в сушильню, даже если это случалось в четыре-пять часов утра!» Она будет рада сообщить им, что все осталось так же, как при них: сушильни для бобов, обожженные деревянные подносы, которых, может быть, касались их руки. Рабочих было меньше, и не было той идеальной чистоты, которой так хвалились отец и дядя, но процесс шел и не собирался сворачиваться.