— Похоже, будет славный денек.

— Да, — ответил Йорн.

— Хороший день, чтобы вывести малышей на прогулку, я думаю.

— Да.

Браксус поднял могучую руку ко рту и подавил зевок.

— Если кто спросит, их уже не было, когда я пришел.

— Спасибо, — сказала Илландрис.

Старый кузнец просто кивнул. Затем он бросил взгляд на восходящее солнце и вошел в литейную.

Йорн вел их к западным воротам. Когда они приблизились к выходу, Илландрис накрылась своей грязной шалью, чтобы спрятать лицо.

— Как ты получила эту жуткую рану? — прошептала Коринна у нее за спиной.

Пятьдесят детей, которых они собрали в литейной мастерской, семенили позади. Большинство из них еще толком не проснулись. Некоторые были возбуждены предстоящим приключением, в том числе Майло, мальчик, разбудивший ее в литейной в тот день, когда умерла всякая надежда.

— Сейчас это не имеет значения, — ответила Илландрис. — Нам нужно убраться от Сердечного Камня как можно дальше. Ты — самая взрослая. Мне понадобится твоя помощь. Ты это сможешь? Сможешь мне помочь?

Коринна внимательно слушала. Когда Илландрис договорила, она кивнула, ее лицо было сосредоточенным и решительным.

Стражи у ворот узнали Йорна, когда он подошел. Хоть на детей они посмотрели и с подозрением, но препираться с королевским гвардейцем не стали — себе дороже. Они открыли ворота, а затем затворили их, когда группа вышла.

Утренний воздух был еще прохладен, когда они проходили мимо ямы, куда сбрасывали мертвецов и оставляли их там разлагаться. Илландрис дала знак остальным, чтобы они продолжали путь, а сама спустилась, чтобы поискать кости найденышей, которых принесла в жертву Герольду. Собрав их, она бережно положила их в мешок, который повесила на плечо. Это будет ее и только ее бременем. Дети с любопытством смотрели на это, слишком маленькие, кроме Коринны, чтобы связать кости в яме и недавнее исчезновение троих друзей.

Илландрис сказала им, что они отправились в лучшее место. От этой лжи ей до сих пор хотелось свернуться в клубок и умереть.

Когда они повернули на юг, к Зеленому пределу, до которого было еще так далеко, Илландрис бросила на Сердечный Камень последний взгляд. Как и многие чародейки, она обладала некоторым даром предвидения.

И вот тогда благодаря этому дару она поняла, что никогда больше не увидит ни Магнара, ни столицы.

Спина жутко мучила сэра Мередита. Четверо мужчин, сидящих за королевским столом в Большом Тронном зале, часами предавались дискуссиям.

На самом деле, с недовольством подумал рыцарь, это не что иное, как вызывающее поведение невежественных диких псов, лающих друг на друга. Его соотечественники совершенно не ценили искусство ведения культурной беседы.

Этого он, разумеется, не сказал. Ему платят за охрану короля, а не за проникновение в суть грубых методов ведения политики этой проклятой страны.

В Низинах все было совершенно по–другому. После того как он помог королю Рэгу вернуть трон, сэр Мередит сопровождал своего сеньора во многих дипломатических миссиях по Раздробленным государствам. Сэра Мередита определенно нельзя было винить в том недоразумении с герцогом, и тем не менее из–за тех прискорбных событий он снова оказался в Высоких Клыках и охраняет одноглазого тупицу. А тут еще тело все время чешется из–за слишком тесных доспехов, и спину от поясницы и выше постоянно пронзает резкая пульсирующая боль. Слова вылетели из его рта сами собой:

— Да поразит сифилис шлюхино отродье, ответственное за эту неудачу!

— Что это было, железный человек? Ты что–то сказал? — проворчал воин рядом с ним.

Нос Красного Рейна с трудом выполнял свое основное назначение из–за джхаэлда, который он постоянно вдыхал. Ужасная привычка, подумал Мередит, — признак того, что у человека нет ни самоконтроля, ни уверенности в своем мастерстве. Сам он никогда не испытывал желания отведать смолы печально известной огненной травки. Рыцарь, такой как сэр Мередит, одерживал победы благодаря превосходному искусству фехтования и хладнокровию, а не из–за исступленной свирепости, вызванной веществами, изменяющими сознание.

Он с облегчением увидел, что никто из других мужчин, сидящих за столом, не обратил внимания на его последнюю вспышку.

— Я просто прокашлялся, — раздраженно сказал он напарнику. Иногда трудно сдержать чувства. Трудно выносить несправедливость, не выражая разочарования.

Он еще раз окинул взглядом зал. Помещение было украшено довольно примитивным образом, без особой фантазии. Головы диких животных, древние мечи и щиты, шлемы увенчанных лаврами героев… все это — признаки людей, погрязших в невежественном бытии. Он сомневался, что его сородичи восприняли бы подлинную культуру, если бы даже для них провел экскурсию по Королевскому музею Кархейна сам Великий Хранитель. Это раздражало сэра Мередита, бесило и вы водило его из себя.

— Чертовы варвары! — выпалил он.

Глаз короля повернулся и уставился на него.

— Что–то не так? — проскрежетал он.

Правая сторона его лица являла собой поистине впечатляющее зрелище: сплошь жуткие кровоподтеки и изуродованная плоть. Даже его чародейки, несмотря на все усилия, не смогли привести лицо короля в порядок.

— Нет, — ответил Мередит.

Он старался, чтобы в его голосе не прозвучало презрение, он не стал добавлять почетный титул, который использовали Шранри и остальные, обращаясь к этому королю–варвару. О, Кразка хорошо платил за его службу, и золотом, и обещаниями различных милостей, и сэр Мередит вынужден был признать, что этот узурпатор знал, как пользоваться мечом. Но, когда доходило до настоящего дела, он оказывался всего лишь очередным кровожадным варваром.

Даже если он снес того дурня — Варда — с такой поразительной скоростью. Даже если он продемонстрировал безукоризненное искусство фехтования в схватке с Шаманом, способное соперничать с мастерством рыцаря.

— Где Йорн? — рявкнул Кразка, прервав эти тревожные мысли.

Где же этот здоровенный, вонючий ублюдок? Мередит бросил вопросительный взгляд на Рейна, который просто пожал плечами и вытер нос тыльной стороной руки. Сидящие по другую руку от короля Багха и Райдер тупо уставились друг на друга.

Кразка развел руки в стороны, всем своим видом показывая, как он уязвлен и не может поверить в происходящее.

— Смотрите–ка, вот ведь как неладно! Даешь человеку все, о чем он всегда мечтал, — почетную должность, за которую любой уважающий себя горец готов умереть, а он решил свалить, когда ему приспичило. Я начинаю сожалеть о том, что убил его предшественника.

— Он пошел кормить узников, — сказал со своего места Вулгрет, охраняющий вход в зал. — Должен был вернуться несколько часов назад.