Федоров прекрасно видел, с каким жадным интересом слушают его оба савинковца. Но он не собирался долго тешить их любопытство и на этом умолк. После паузы Шевченко спросил:

— Сверхосторожное большинство знает о вашей поездке сюда?

— Пока нет. Мы решили поставить его обо всем в известность, когда возможность политической консультации с Савинковым станет абсолютно реальной. Для них я на этот раз в командировке по своей службе.

— А что будет, если наши люди в Москве поставят в известность ЦК вашей организации о том, что вы были здесь? — усмехаясь, снова спросил Шевченко.

— Ваш вопрос пахнет таким пошлым интриганством, что я не желаю на него отвечать, — с холодной яростью сказал Федоров. — От вашего вопроса пахнет борщом и местечковой склокой. И я, конечно, сожалею о своей откровенности… — Именно на этой фразе Федоров решил кончить на сегодня все разговоры. Пусть думают, что он сожалеет об откровенности, потому что все-таки боится доноса.

Философов укоризненно взглянул на Шевченко и громко рассмеялся.

— Одно мне ясно — большевики начисто истребили в вас чувство юмора, — сказал он.

— Хорош юмор, — ответил Федоров. — На войне у меня в полку был фельдфебель, который шутки ради будил своих солдат выстрелом из нагана у самого уха. Он при этом дико смеялся.

Шевченко побагровел, но смолчал под сдерживающим взглядом Философова.

— Прошу простить меня, но моя резкость была на уровне вашей шутки, — сказал Федоров, обращаясь к Шевченко.

— Я думаю, что лучше всего вернуться к делу, — поспешно сказал Философов. — Вы хотите сказать нам что-нибудь еще?

— Я сказал даже лишнее, — отвечал Федоров. — И теперь буду настойчиво добиваться свидания с господином Савинковым.

Философов ответил:

— У нас дисциплина тоже в почете, поэтому мы сегодня обсудим ваше желание и завтра дадим ответ. А пока отдыхайте…

— Кстати, как я могу это сделать? Я чертовски устал, — сказал Федоров.

— Этот номер в вашем распоряжении, — ответил Философов, уже надевая пальто. — Господин Зекунов переночует в другом месте. Да, у вас есть деньги?

— Доллары здесь идут? — спросил Федоров.

— Весьма, — улыбнулся Философов. — До свидания, господин Мухин, до завтра.

— До свидания, — рассеянно ответил Федоров, думая в это время о том, зачем им понадобилось разделить их с Зекуновым…

Весь разговор Федорова с савинковцами слушал здесь же, в гостинице, полковник польского генштаба Сологуб. К нему, на этаж выше, и направились Философов с Шевченко. Они шли молча, каждый припоминая, как он вел себя во время переговоров, и не без боязни ожидая оценки полковника…

— Глупо, глупо и еще раз глупо, — раздраженно сказал им Сологуб. — Главное — абсолютно неконструктивно, вы точно сговорились сделать все, чтобы этот человек стукнул дверью и немедленно уехал. А он привез вам бесценный клад. Понимаете вы это? Бес-цен-ный!..

— Но разве это дает ему право диктовать характер переговоров с самим Савинковым? — возразил Шевченко.

— Не то, не то, господин Шевченко… — сморщился полковник. — Извините за дерзость, но здесь не место для мышиной дипломатии. У вас может быть только один встречный шаг — попытаться проверить то, что сообщает нам господин Шешеня и этот представитель. А для этого кому-то из вас надо съездить в Москву. Причем немедленно и не отрываясь от приехавших оттуда. Понимаете?

— Да, да, понимаем… — еле слышно отозвался Философов и, прокашлявшись, спросил: — Как вы думаете, кому ехать?

— Это уж вы решите сами. — Сологуб начал надевать шубу.

— А как объяснить… э… этому? — начал Шевченко.

— Все очень просто, господа, — перебил его Сологуб и, разделяя слова, продиктовал: — Учитывая плохую информированность руководства «ЛД» о деятельности вашего союза, вы решили исправить это, и не через третьи руки… Вот и все. Действуйте, господа. Да!.. — Сологуб вернулся от дверей. — Мы получили сообщение о смерти главаря большевиков Ленина. Используйте это — мол, теперь нужно все форсировать и действовать быстро, решительно…

Федоров прилег, не раздеваясь, на роскошную широченную постель и стал продумывать только что состоявшийся разговор. Как будто все прошло как надо.

И вдруг он вспомнил: надо грести… Да, успокаиваться рано, и надо все, что можно, разведывать самому. Надо грести…

Федоров вскочил с постели, привел себя в порядок и, спустившись в вестибюль, подошел к портье.

— Я хотел бы заплатить за свой номер, — сказал он по-французски.

Портье заглянул в большую книгу и сообщил, что за трое суток уже уплачено.

— Кем?

— Ваше ведомство богатое, оно все выдержит, — подмигнул ему портье.

Федоров пожал плечами и пошел к выходу.

Так. Ясно. За номер платила польская разведка — ведомство действительно богатое. И они чего-то еще ждут от него?

Федоров шагал по варшавской предвечерней улице, не видя шпика, следовавшего за ним по пятам. Он заметил его, только когда остановился перед большой витриной магазина. Решил проверить и быстро зашел в первый попавшийся магазин. Господин в коротком пальто в талию стал на часы у входа. Федоров перешел в другой магазин — шпик потащился за ним.

Федоров не раз водил за нос шпиков царской охранки во времена революционных беспорядков девятьсот пятого года, когда он был студентом Харьковского, а потом Новороссийского университетов. Для него энергично отшагать несколько километров ничего не стоило…

Ровно в девять утра в номер Федорова постучал Философов. Он был один. Держался приветливо и просто.

— Мы обсудили ваш вопрос, — сообщил он без всяких предисловий. — Приняли решение вместе с вами послать в Москву нашего ответственного представителя, которому вменяется в обязанность официально изложить вашему ЦК нашу политическую программу.

— Выказываете мне недоверие? — спросил Федоров.

— Мы знали, что вы так подумаете, — ответил Философов. — Но это неверно. Согласитесь сами: одно дело, когда информацию о нашем союзе делаете вы, человек оппозиционного меньшинства, желающего стать большинством. И совсем другое дело, когда перед вашим ЦК выступит ответственное лицо, официально представляющее наш союз, нашу программу и наши интересы вообще. Наше решение вдвойне правильно, учитывая нынешнюю обстановку в России после смерти лидера большевиков. Все следует форсировать.

— Простите, чьей смерти, вы сказали? — спросил Федоров и почувствовал, что задыхается.

— Ах, вы еще не знаете? Сегодня в газетах есть сообщение о смерти Ленина.

— Так… так… так… — в ритм ударов сердца произносит Федоров и, подойдя к окну, молча смотрит на заснеженный двор гостиницы.

— Мы посылаем достаточно авторитетного и опытного человека, — по-своему понимает молчание собеседника Философов. — Решено послать в Москву уже известного вам господина Фомичева, руководителя нашего виленского отделения. Решение совпало и с его желанием. Это тоже важно.