Викентьевич Черняк встретился с новым пред­седателем Государственной Думы, бывшим главным редактором “Правды”, Геннадием Николаевичем Селезнёвым. Тот тоже обратился к Ельцину. И к большому неудовольствию Чубайса, просто к ярости его, было принято решение сделать учредителями журнала Совет Федерации и Госдуму.

Но Чубайс ещё надеялся, что он это дело затормозит. Он сказал: “Мы не отдадим вам название “Российская Федерация”. Но мы и тут обошли Чубай­са. Решили приписать к названию маленькими буквами слово “сегодня”. Так появился журнал “Российская Федерация сегодня”.

Однако он был ещё по-прежнему деревянно-жёваный. Хренов, став после Пискотина во главе издания, был, можно сказать, ещё в детских пелёнках как редактор. Он же никогда не руководил ничем, ничего не вёл. А тут надо бы­ло менять многое. И это зависело, прежде всего, от кадров.

Я сейчас, готовя эту часть, переговорил с некоторыми моими тогдашни­ми коллегами, как они воспринимали этот журнал.

Александр Викентьевич Черняк был заместителем главного редактора “Правды”. Он боготворил и боготворит главного редактора Виктора Григорь­евича Афанасьева. Кстати говоря, я о нём упоминал в одной из глав, когда он тоже принял участие в моей судьбе. Но в “Правде” начали создаваться уже разные редакции, и Черняк ушёл к нам.

Я его спросил сейчас: “Как твоё было первое впечатление?” — Он гово­рит: “У меня было впечатление, что я попал на другую планету”. — “Как это?” — “Представляешь, ты — после “Известий”, я — после “Правды”, газе­ты могучие, с огромными тиражами, естественно, с нормальным языком, со стилем, с проблемами. И вдруг эта затхлая бумажная тряпка какая-то”.

Черняк появился в журнале в конце 1995 года. Потом пришёл Николай Ива­нович Ефимов. О нём я уже не раз говорил. Более или менее подробно напи­сал о нём в романе “Крик совы перед концом сезона” как о человеке хорошем, деликатном, культурном, вежливом, но слабохарактерном. Может быть, в дру­гой обстановке он проявлял характер, но в этих волчьих схватках не смог удер­жать редакцию. Перед концом Союза он был министром по делам печати. А когда развалился Союз и всё кругом советское рухнуло, Николай Иванович пошёл работать в какую-то частную газету, название которой он сейчас даже не помнит. Оттуда перешёл в получастный журнал. Из того журнала пришёл к нам, немного поработал и ушел в “Независимую газету” к Третьякову. Гово­рит: мне нужно было заработать денег на квартиру. Проработав в “Независи­мой газете”, Николай Иванович снова вернулся к нам.

Я его спросил: “Что Вы запомнили о том журнале”?

Н. И. Ефимов: “Это была тихая заводь. Тихо жили. Не спорили особенно. Второе впечатление такое: не было сильных авторов, имён, которые бы при­влекали к себе, знающих специалистов, тех, что могли бы депутатов поучить уму-разуму. Что касается “тихой заводи”, моё мнение было такое: нужны бы­ли разные точки зрения, споры, дискуссии. А второе — имена. Я привлёк сра­зу Юлия Квицинского, который потом стал, кстати, депутатом Госдумы. Он был послом в ФРГ, послом в Норвегии, а главное — был одним из важных пе­реговорщиков по ядерному разоружению с американцами.

Дальше привлекли Георгия Марковича Корниенко. Он американист от Бо­га, был заместителем министра иностранных дел Советского Союза Громыко. Американцы жаловались на него Горбачёву, что с ним трудно вести перегово­ры. Конечно, трудно. Он защищал свои национальные интересы, не уступал. Горбачёв решил, что раз американцам трудно с ним вести переговоры, его нужно убрать из МИДа.

Георгий Маркович жил на Малой Бронной. Я к нему ходил домой. Пили кофе, обсуждали очередную тему. Писал, как бог. Он у нас раз шесть-семь выступал на очень актуальные темы.

Затем привлёк Анатолия Громыко. Это сын, кстати, Андрея Андреевича Громыко. Он был директором Института Африки Академии наук. Тоже пишу­щий человек. Знал Африку, международную проблематику хорошо.

Привлекли, и я считаю это своей заслугой, Павла Владимировича Бахара. Он написал потрясающий материал. Я не помню сейчас объём, то ли че­тыре полосы в журнале, но минимум три. Очень большая. Хренов сначала не хотел печатать её. Потом согласился. В результате мы первые сказали, что такое информационная война, что она уже наступает и что нужно предприни­мать. Это было потрясающе. Он по полочкам разложил, что такое информа­ционная “бомба”, информационный заряд и тому подобное. Когда мы напе­чатали, нам позвонили из ФСБ и сказали: ребята, вы продолжайте, это очень важная тема. У нас её никто не понимает. Даже наверху. Её надо развивать. Это был год, по-моему, 1996-й.

Мне удалось привлечь Ржешевского. Олег Александрович Ржешевский, его нет уже в живых, был вице-президентом международной ассоциации ис­ториков Второй мировой войны и председателем нашей российской ассоциа­ции. С его помощью мы и других историков привлекали. Но он и сам у нас выступал не раз.

Привлекли Гореева, генерала армии, президента Военной академии. Му­жик он был очень смелый и отчаянный, хорошо писал. От Анатолия Фёдоро­вича Добрынина я получил рукопись его будущей книги. Я сделал из неё три куска, в трёх номерах мы напечатали потрясающие вещи из этой книги”.

Николай Иванович Ефимов стал заместителем главного редактора, от­ветственным секретарём. Так что “правящая верхушка” уже как бы сформи­ровалась.

У нас не было непишущих ни вверху, ни внизу. Каждый приносил пользу журналу. Каждый искал важных, нужных авторов. Привлекал интересных, масштабных авторов и Александр Викентьевич Черняк. Например, громко аукнулась на разных этажах власти, да и у читателей вообще его беседа с Ва­лентином Фалиным под заголовком “Немыслимая”. Именно так назывался план Соединённых Штатов Америки о начале войны с нашей страной после победы Советского Союза над Германией. И Фалин подробно рассказывал детали этой немыслимой затеи. Он первый об этом сказал, а потом стали в других изданиях повторять.

Черняк много сам писал на темы разграбления российских богатств — ле­са, золота. С самого начала он курировал тему Союзного государства. И до конца, сколько работал, он столько писал об этом. Мы тоже выезжали в Бе­лоруссию, и я в том числе, писали о союзном государстве. Но отвечал за это направление Александр Викентьевич.

Второе нашествие на журнал

Мы начали потихоньку выправлять журнал не только в сторону предста­вительства разных фракций, но и более жёсткой критики власти. До нас до­ходили сведения, что власть всё чаще высказывала недовольство линией и политикой журнала. Да и в руководстве палат хмурились, читая некоторые наши публикации. Постепенно журнал становился, скажем так, боевым. Мы делали его таким, что не стыдно было брать в руки. К нам приходили и вы­ступали в нашем журнале послы разных стран, дипломаты разных уровней. В какой журнал они придут? В какое издание? Ясно,