— Точно.

Посредине зала расположен огромный аквариум, в котором переливаются всеми цветами радуги диковинные рыбы. А мерное колыхание темно-зеленых водорослей напоминает качание летней травы под порывами ветра.

— А помнишь, — Ника отодвигает тарелку с недоеденной рыбой и опирается локтями о стол, — как мы на даче плавали в реке, а ноги у нас запутывались в водорослях. Так было страшно, я еще кричала, что меня тащит водяной.

— Это я тебя пугала. А ты верила. Я говорила, что в реке сидит старый страшный водяной и опутывает своей бородой ноги маленьким непослушным девочкам. Я боялась, что ты слишком далеко заплывешь. Ты меня не слушалась и сразу плыла на середину речки. А я тебе кричала: «Ника, вернись назад, а то тебя водяной утащит!»

— Ника, вернись назад! А то тебя водяной утащит! — громко повторяет за мной Ника.

Сидящая напротив нас пара отрывается от своих тарелок и смотрит на нас. Во все глаза. Равнодушно. Изучающе.

— Привет! — машет им рукой Ника. — Давайте познакомимся! Меня зовут Ника! Идите к нам.

— Ты сошла с ума, — хватаю я ее за руку. — Остановись!

— Да брось! Поболтаем с людьми.

К моему удивлению, пара садится к нам. Ника заказывает две бутылки красного вина. Мужчина чопорно представляется коммерсантом из Нового Уренгоя. А дама после некоторой запинки — его женой. Мы с Никой многозначительно переглядываемся.

— Алексей Николаевич.

— Ольга Игоревна.

— Я — Ника. А это моя сестра — Аврора.

— Аврора! Красивое имя. Богиня утренней зари.

Я невольно морщусь. На мое имя всегда обращают внимание. Оно такая же экзотика для наших широт, как павлин или носорог.

— А Ника — богиня победы.

Про себя я отмечаю, что для бизнесмена он неплохо подкован в вопросах греко-римской мифологии. Что довольно странно.

— Кто ж вас, девочки, назвал такими божественными именами?

Мы с Никой, не сговариваясь, одновременно прыскаем.

— Папенька. Он когда-то был помешан на богах и героях.

— А его часом зовут не Аполлон? — острит Алексей Николаевич.

До Аполлона нашему папаше далеко.

— Нет, — говорю я.

— А жаль! Тогда вас звали бы Аврора Аполлоновна и Виктория Аполлоновна. Замечательное сочетание.

— Простите, а где это Новый Уренгой? На Дальнем Востоке? — задает вопрос Ника.

Мужчина поднимает брови. Кажется, он искренне удивлен, что кто-то не знает, где находится Новый Уренгой.

— Нет. В Сибири. Ненецкий округ знаете?

— Ага, — кивает головой Ника. — Знаю. Даже бывала там.

Я незаметно толкаю ее под столом ногой. Она в ответ — тоже.

— А рядом Ханты-Мансийский округ. Любопытный народ эти ханты-манси.

— Ага! Любопытный!

Не замечая Никиной иронии, Алексей Николаевич начинает вдохновенно рассказывать о своей работе, о ханты и манси, о том, что морозы там иногда зашкаливают за минус пятьдесят, и тогда смерть от обморожения — привычное дело. Мы узнаем кучу полезных сведений о географии края, нефтяных месторождениях, местных обычаях и так далее. От этого винегрета у меня начинает кружиться голова. Ника тоже притомилась. И только камбала внимательно слушала «Сказание о земле сибирской», которое она, наверное, уже знала наизусть.

Заиграла музыка.

— Разрешите пригласить вас на танец, — обратился к Нике новоуренгоец.

— Разрешаю. — Ника встает и откидывает рукой волосы назад. — Люблю танцы-шманцы.

Музыка звучит нестройно, как разлаженное пианино. Но от Ники — глаз не оторвать. Она всегда была удивительно пластична. В детстве ходила в хореографический кружок и мечтала стать балериной. Мечта развеялась, как пепел потухшего костра, но кошачья грация осталась. Я любуюсь Никой.

— Как она красиво танцует! — вырывается у меня.

Камбала кривит рот. Она недовольна тем, что ее муж или не муж танцует не с ней, а с другой девушкой. Досада и раздражение так и написаны на ее лице. Вблизи видно, что она уже немолода. Просто умело наложенный макияж скрывает истинный возраст. Я неожиданно думаю о том, что большинство людей настолько скучны и неинтересны, что их мелкие чувства и страстишки так и выпирают наружу. Им даже не хватает ума и такта скрывать их.

Ника с Алексеем Николаевичем возвращаются к нашему столику.

— Вы отлично танцуете, — рассыпается в комплиментах сибирский коммерсант.

Камбалу перекашивает от злобы. А мне безумно смешно.

Алексей Николаевич наливает вино в бокалы и продолжает потчевать нас рассказом о своей жизни:

— Я никогда не думал, что буду жить и работать в таких условиях. Ведь я коренной москвич. Закончил французскую спецшколу. — Вот откуда у него сведения о богах и богинях, мелькнуло в моей голове — … Но после того, как умер мой брат-близнец…

Внезапно у меня сдавило грудную клетку и стало трудно дышать. Из груди вырвался сдавленный всхлип. Но на это никто не обратил никакого внимания. Ника задумчиво водила пальцем по пустому бокалу. Камбала пожирала взглядом своего спутника. А коммерсант из Нового Уренгоя был слишком поглощен собой и своим рассказом.

Брат-близнец — отдавалось эхом в голове. Брат-близнец. Моя сестра-близнец тоже умерла. Моя сестра… Но кто моя мать? Та, с которой я прожила всю жизнь, или Наталья Родионовна? Кто? И как это узнать? И тут мне в голову пришла одна мысль. Я поняла, что мне надо сделать, чтобы сорвать последний покров с нашей семейной тайны.

— Вы твердо решили попробовать разговорить Викентьева?

Губарев сидел с Витькой в кабинете и пил горячий чай. Как рекомендуют диетологи. В жару — чай. Якобы он утоляет жажду лучше всяких прохладительных напитков. Они и решили испытать полезный совет на себе.

— Я иду на ощупь. Наобум. Как будто бросаю шарик в казино: выпадет — не выпадет. Повезет — не повезет.

— Удачи! Раз вы считаете, что здесь есть какая-то тайна…

— Считаю. Потому и иду к Викентьеву. Вопрос: почему парализовало Наталью Родионовну — не дает мне покоя. Вить, у тебя нет йода? — Майор провел пальцем по подбородку. — Брился утром и нечаянно порезался.

— Откуда? Зайдите в любую аптеку и купите. Он копейки стоит.

Но Губарев только махнул рукой:

— Когда мне ходить?

— Ну как, пить уже не хочется?

— Какое там! Внутри все так и горит! Может, эти специалисты чего-то перепутали. Жажда как была, так и есть. Никуда не делась.

— Письмо протеста надо написать! Чтобы народу своими советами мозги не пудрили.

— У тебя время есть, ты и пиши. А я — человек занятой. Мне письма строчить некогда.