– Жива! Девочка у вас. Князь распорядился её в дом перевести, гувернантку ей нанять, а Акулина при ней будет няней.

«Дочь выжила, – поняла Наталья. – Ресовский уже признал её, значит, я ему больше не нужна. Нужно уходить».

Она приказала:

– Помоги мне встать!

– Да что вы, барыня, у вас живот разрезанный, – испугалась Манька. – Вдруг кишки вывалятся?

– Да что ты ерунду мелешь… Делай, что тебе говорят!

Превозмогая боль, Сикорская приподнялась. Манька подхватила её за руки и помогла встать. Сквозь сорочку Наталья прощупала широкую повязку на животе и поняла, что даже может прикасаться к шву руками. Боль оказалась терпимой. Значит, не всё так плохо!

– Разорви простыню и забинтуй мне живот поверх повязки, – велела Сикорская.

Девка послушно распластала полотно на широкие ленты и, сняв с Натальи рубашку, начала бинтовать ей живот. Манька несколько раз порывалась остановиться, но Сикорская не позволяла – требовала накрутить ещё несколько слоев – и унялась, лишь когда от простыни ничего не осталось. Потом Сикорская натянула тёплое шерстяное платье и накинула на плечи шаль.

– Холодно мне… Знобит, – пожаловалась она. – Принеси сверху меховой капот, он в шкафу висит.

Манька скоро вернулась с единственной дорогой вещью Сикорской – лисьей накидкой, крытой тёмно-синим сукном. Девка натянула её на плечи Натальи и с жалостью спросила:

– Ну как, теплее?

– Уже лучше, – кивнула Сикорская. – Только сил совсем нет. Принеси мне что-нибудь поесть. Можешь не спешить, пусть приготовят для меня кашу на сливках.

Манька кивнула и отправилась на кухню. Дождавшись, когда девка исчезнет в дверях большого дома, Сикорская двинулась вслед. Она уже не вспоминала о брошенных вещах – что толку жалеть, если всё равно ничего не сможешь унести. Хватило бы сил пройти через дом на улицу. Держась за стену, Сикорская вышла из флигеля, и, качаясь как пьяная, пересекла двор. Ей повезло. Пока она пробиралась от задней двери к парадному крыльцу, никто её не заметил.

На улице Наталье показалось, что она вот-вот умрёт. Она удержалась на ногах, лишь уцепившись за колонну, но нужно было спешить, ведь за спиной маячила смерть. Пришлось собираться с силами. К счастью, ближайшая извозчичья биржа находилась в двух кварталах, этот путь Наталья могла пройти. Она оттолкнулась от колонны, оперлась на стену и неверным шагом двинулась вперёд. Сикорской показалось, что прошло несколько часов, прежде чем она нашла пролётку и из последних сил крикнула:

– На Охту!

Оставалось только перетерпеть тряску.

Отпустив извозчика у дома мадам Клариссы, Сикорская вдоль забора дошла до калитки, а оттуда – до потайного хода. Она боялась, что не сможет толкнуть потайную стенку, но сил хватило. Добравшись до спальни, Наталья упала на кровать. Сколько пролежала она в этом полусне-полузабытьи, женщина не знала. Похоже, всю ночь. Может, вообще не вставать? Дождаться смерти в тёплой постели… Но, гонимая тревогой, Сикорская всё-таки поднялась и достала из тайника старый салоп, а за ним – мешок с серебром. Какое счастье, что она догадалась оставить здесь и свой паспорт. Сама судьба вела её! Наталья надела салоп с зашитыми в подкладку деньгами и с сожалением посмотрела на свои меха. Мешок с серебряной утварью и так был слишком тяжёлым, если засунуть в него ещё и лису, он станет совсем неподъёмным. Придётся мех бросить.

«Ничего, я куплю себе новый, лучше прежнего», – решила Сикорская.

Пора было отправляться на почтовую станцию. Держась за стену, женщина двинулась к выходу. Это оказалось мучительным, почти что невыносимым: голова горела, крупная дрожь сотрясала всё тело. Наталья оперлась на подоконник и от боли закусила губу. Она прислониться лбом к стеклу. Может, жар хоть чуть-чуть спадёт?.. Вдруг слабый звук невнятного разговора насторожил Сикорскую. Открыв глаза, она увидела у калитки извозчика. Рядом с ним стоял Тимоха.

«Возница продал меня этому упырю», – поняла Наталья.

Ноги её подогнулись, но страх смерти разбудил уже уснувшую волю. Мысли прояснились: «Я жива и просто так этому живодёру не дамся!»

Входная дверь закрыта на засов, а окна заколочены. Могучий Тимоха, конечно же, вломится в дом, но это случится не сразу. За это время можно уйти через потайной ход. Держась за стены и мебель, Наталья доковыляла до коридора и потянула на себя панель. Та не поддалась.

«Сил мало, – поняла Сикорская, – нужна хоть какая-то палка».

Она вспомнила, что в углу салона стояла трость мадам Клариссы, и побрела обратно. Палка оказалась на месте, и в тот миг, когда Наталья её взяла, послышался треск отдираемых досок: Тимоха решил забраться в окно.

Сикорская вернулась в коридор, вставила трость в прибитые к стене скобы и потянула. Не с первого раза, но у неё всё получилось. Панель откатилась вперёд, а потом и повернулась, открыв проход на улицу. Наталья выкинула наружу мешок с серебром, захватила трость и, шагнув во двор, вернула панель на место. Стена дома вновь стала сплошной, а Сикорская заковыляла к калитке. Она сняла крюк, толкнула почерневшие доски и оказалась в переулке. Но вздох облегчения застрял у неё в горле, ведь в двух шагах стоял Тимоха.

– Ах, вот ты где прячешься, шалава подзаборная! – взревел негодяй и потянулся ручищами к шее Сикорской.

Защищаясь, Наталья кинула в своего врага мешок, но тот даже не долетел до Тимохи, а шлепнулся наземь почти что у её ног. Звон серебра заинтриговал палача.

– Что это у тебя? – оскалившись, как цепной пёс, спросил он и вытряхнул серебро.

Увиденное ещё больше разъярило Тимоху.

– Гадина!.. Воровка! – заорал он и шагнул к Наталье. Мгновение – и его руки сомкнулись на её горле.

Негодяй душил Сикорскую, удерживая её на весу. Наталья хватала ртом воздух и всё старалась достать до земли носками ботинок, но Тимоха поднял её слишком высоко. В тот последний миг, когда её лёгкие взорвались от удушья, а сердце почти остановилось, Сикорской показалось, что рядом прогремел выстрел. Больше она уже ничего не чувствовала.

То, что Кочубей ей обрадовался, Агата Андреевна почувствовала сразу. Но на её вопросы граф отвечать не стал.

– Зачем наводить тень на плетень? – риторически заметил он. – Я могу судить о деле лишь по отчётам Сысоева. Ни деталей, но тонкостей не знаю, поэтому и предлагаю вам вместе со мной отправиться на Охту. На месте Сысоева и расспросим – вы зададите свои вопросы, а я свои.

Орлова согласилась, и час спустя они подъехали к длинному двухэтажному дому, затерявшемуся в переулках Охты. У входных дверей его нижнего этажа трепетал под порывами ветра выцветший имперский флаг.

– Приехали, Агата Андреевна, – сообщил граф и помог фрейлине сойти с подножки.

Они вошли в длинную комнату с рядком узких решётчатых окон. Под ними расположились три стола, напротив – выстроились шкафы, а в дальней, противоположной от двери, стене темнела массивная дверь (по всем признакам – кабинет начальника). У этой двери, как на часах, застыл молодой человек в короткой серой поддёвке: то ли мастеровой, то ли приказчик. Увидев вошедших, он тут же перекрыл своей спиной доступ к двери и осведомился: