Четыре дня, две пьесы (не бродвейские), один мюзикл и бесконечное количество прогулок по городу спустя я все еще не могу сказать, стало ли мне чуть лучше или намного хуже. Когда мне звонит Джози, я решаю, что все-таки хуже, потому что она рассказывает, как идет Харпер костюмчик бабочки.

– Ты получила фотографии?

– Да. Я разве не сказала спасибо? – я знаю, что сказала.

– Вроде да.

– Я очень рада, что ты ее поснимала, потому что Нолан, конечно, сделал только одну фотку. И ту темную и размытую.

– Мужчины, – смеется она.

Я соглашаюсь, а потом мы долго молчим, прежде чем Джози рассказывает о своей поездке на кладбище.

– Я слышала, что ты туда ездила, – напряженно говорю я, – и как тебе?

– Очень мило. Тяжело, но приятно. Мне стало чуть лучше.

– Круто… правда. А мама знает, что ты ездила туда? – я уверена, что нет.

– Вряд ли. Если ей Нолан не рассказал. Я сама ей не говорила.

– Может быть, надо сказать? Она много лет этого ждала.

– Знаю. Я скажу. Мне нужно поговорить с вами обеими.

– Это о чем?

– О… разном. Когда ты возвращаешься?

Я лежу на диване Эллен и смотрю на пятно на потолке. Решаю, что не знаю.

– Но скоро?

– Не знаю, – раздраженно говорю я.

Она снова молчит, но я не собираюсь заговаривать первой.

– Ты вообще вернешься? – наконец спрашивает она.

– И почему ты спрашиваешь? – я возмущена.

Что, по ее мнению, я могу бросить собственного ребенка?

– Боже. Прости. Я не хотела тебя обидеть. Я просто беспокоюсь. За тебя, за Нолана, за Харпер.

– Не беспокойся. У тебя своих дел навалом.

Я знаю, что ответ вышел мерзкий, и жду ссоры или хотя бы очередной жалобы от Джози, но она кладет меня на обе лопатки.

– Ты права, Мер. У меня правда много дел. Но я очень стараюсь…

– Стараешься?

– Пытаюсь все уладить. И я очень хочу тебя увидеть лично. Если ты не приедешь домой, может быть, мне приехать к тебе?

Я закатываю глаза, понимая, что Джози оправдывает моим кризисом свою поездку в Нью-Йорк, да еще собирается пожить в квартире Эллен бесплатно.

– Это так срочно?

– Да, Мер. Боюсь, что срочно.

Я вздыхаю и убеждаю себя не поддаваться и не думать, что кто-то заболел.

– В чем дело? Хотя бы примерно? – я уверена, что речь пойдет об Уилле, или о ее доноре спермы, или об их жутком плане завести ребенка, или вообще о третьем мужике. По времени как раз пора, Джози никогда не делала больших пауз между мужчинами.

Она молчит. Так долго, что я начинаю думать, что связь оборвалась.

– Ты там?

– Да, – отвечает она.

– Ну и? В чем дело?

– В Дэниеле, Мередит, – голос у нее дрожит, – мне нужно поговорить с тобой о Дэниеле.

Инстинкты велят мне ответить «нет». Джози наверняка манипулирует мной, учитывая обстоятельства моей жизни. Пытается привлечь к себе внимание. Но какие бы драмы моя сестра ни устраивала, брата она не упоминала никогда.

Я вспоминаю первые дни после аварии. Она тогда часами сидела у себя в комнате, пока остальные шатались по кухне. Вспоминаю, как она вела себя на похоронах, – очень сдержанно и напряженно. По-моему, она вообще не плакала во время службы. И стояла в стороне от всех, пока бабушка не вытащила ее и не усадила на складной стул рядом со всей семьей. Когда мы обе вернулись в колледж, она никогда не приезжала к родителям на выходные.

Самолет Джози приземляется в пятницу около семи вечера. На такси она добирается меньше, чем за час, я как раз возвращаюсь домой из магазинчика на углу. Она замечает меня первая, громко зовет по имени и машет из окна машины. Волосы она не выпрямила, косметики на лице нет, и я думаю, что ей очень идет. Гораздо лучше, чем когда она старательно красится и укладывает волосы утюжком. Я пытаюсь помахать ей в ответ, но пакеты с продуктами оттягивают мне руки, так что я просто улыбаюсь и жду, пока она вылезет из такси. Она очень долго расплачивается и заканчивает разговор с водителем, так что я начинаю злиться. Она из тех, кто будет болтать по телефону и красить губы, пока кто-то ждет на забитой парковке, что она наконец отъедет. Меня это бесит.

Я велю себе прекратить. Делаю вдох. Хватит с меня эмоций. Через пару секунд она распахивает дверцу, и я вижу ее черные замшевые ботинки на платформе. Потом она вытаскивает огромную сумку.

– Идеально успела, – объявляет она, вылезая из такси.

Захлопывает дверь и машет водителю на прощание.

– Я просто в магазин выбежала, – улыбаюсь я и подозрительно смотрю на ее чемодан, – многовато багажа на две ночи, – не удерживаюсь я.

– Знаю. Совсем не умею паковать вещи. Покидала что попало, с утра перед работой, – она обнимает меня одной рукой, – страшно рада тебя видеть.

Я ставлю пакеты с едой на тротуар и обнимаю ее в ответ, довольно недоверчиво. Потом я расслабляюсь и понимаю, что на самом деле я тоже ей рада. Она оглядывается, как будто пытаясь сориентироваться. Потом смотрит на дом.

– Этот?

– Ага. Пятый этаж. По лестнице, – морщусь я, – лифта нет.

– Ничего, мне полезно, – потом она кивает на мои пакеты и спрашивает, будем ли мы ужинать дома.

Я этого не планировала, но все равно говорю «да», пытаясь предугадать ее реакцию.

– Ты не против?

– Конечно нет, – тест она проходит. Пока. – Меня устроит любой вариант…

Я киваю, улыбаюсь и открываю перед ней дверь дома Эллен. Мы заходим в пустой холл, проходим мимо маленького блока почтовых ящиков и поднимаемся по вонючей лестнице. Джози ноет, как она устала, какая длинная была неделя, как тяжело быть учителем, особенно учить маленьких детей, которые не способны контролировать себя и не уважают твое личное пространство. Через два этажа она уже выдыхается, а на третьем ставит сумку на пол, чтобы отдышаться.

– Сколько у тебя пар обуви с собой? Только честно.

– Четыре или пять, не знаю, – она улыбается застенчиво, но все равно гордо.

– Включая ту, которая на тебе?

– Ну, тогда пять или шесть.

– Ты точно не против посидеть дома? – спрашиваю я у дверей квартиры.

– Я же сказала, нет. Зачем ты все время спрашиваешь?

– Я только второй раз спросила.

– Ну да. Но я-то уже ответила. Как ты хочешь, Мер.

– Ладно, – я открываю дверь.

Когда мы обе заходим, я ставлю продукты на пол и медленно снимаю туфли. Аккуратно ставлю их рядом с ковриком, надеясь, что она поступит так же. Но она, разумеется, этого не делает. Она проходит в комнату, стуча по паркету грязными ботинками, в которых сидела в самолете и ходила по аэропорту.