– Вот именно! – она повышает голос и тычет в меня пальцем. Прямо как юрист. Хотя она и есть юрист. Я не понимаю, что она такого услышала в моих словах.

– Что? Что-то не так? За что ты меня ненавидишь?

– Я тебя не ненавижу, – она смотрит на меня ненавидящим взглядом, – я просто устала из-за того, что все вертится вокруг тебя. Твои планы. Твое расписание. Всегда ты, Джози.

– Господи, – у меня вспыхивают щеки, – это несправедливо. Почему ты постоянно думаешь обо мне самое худшее? Я приехала повидать тебя и убедиться, что ты в порядке. Я надеялась поработать над нашими отношениями. И именно поэтому я не хотела портить вчерашний вечер серьезными вопросами.

Она пытается что-то сказать, но я машу на нее рукой, чтобы договорить.

– Я приехала сюда, потому что должна поговорить с тобой о Дэниеле.

– Ну да. Ты постоянно это повторяешь, – она трясет головой, – и когда же это случится?

– Думаю, что вечером, – меня переполняет ужас, и я знаю, что мои отношения с сестрой станут еще хуже.

Когда мы возвращаемся в квартиру Эллен, я пишу Софи и говорю, что мы с удовольствием с ней увидимся. Она тут же отвечает и приглашает нас зайти к ней (живет она в Верхнем Ист-Сайде), выпить, а потом пойти поужинать. Она закажет где-нибудь столик. Все, пути назад нет.

Следующие несколько часов мы с Мередит ведем себя так, как всегда бывает при стрессе. Она переодевается в спортивную одежду и говорит, что пойдет пробежится. Я надеваю пижаму, залезаю в постель и засыпаю.

Просыпаясь от вибрации телефона, я не понимаю, где я. Имя Пита на экране ясности не добавляет. Потом я все же вспоминаю, что происходит, и неохотно отвечаю.

– Привет, – весело говорит он, – ты спала, что ли?

– Нет, – вру я, не понимая, почему я всегда отрицаю, что я сплю или выпила.

Он спрашивает, как дела, я говорю, что я в Нью-Йорке у сестры. Я уже несколько дней с ним не разговаривала, и он все еще не знает о моем разговоре с Гейбом. Я почти уверена, что наконец решила прибегнуть к услугам Гейба в качестве донора. Мне неудобно, потому что мы с Питом уже вроде как все обговорили. Особенно учитывая, как великодушно он себя вел. Но я понимаю, что это очень важное решение, которое нельзя принять только потому, что не хочешь ранить чьи-то чувства или показаться легкомысленной. В отличие от Мередит, я понимаю, какое это серьезное предприятие, и не строю иллюзий. Речь идет о человеческой жизни. Я не уверена, что Пит расстроится. Может быть, он даже рад будет, что все сорвалось. Разумеется, он тоже сомневается и имеет право передумать. Но одновременно – хотя я знаю, что это не главное, – я беспокоюсь, что это убьет перспективу романтических отношений между нами. Или даже нашей странной новой дружбы. Я с грустью думаю, что буду по нему скучать.

– Круто, – говорит он, – я не знал, что ты туда собираешься.

– Да, я в последнюю минуту сорвалась. Нам с сестрой нужно кое-что выяснить, – может быть, рассказать ему все? Совсем все? Но вместо этого я в общих чертах рассказываю ему о Софи и о нашем совместном ужине.

– Мы не виделись со дня похорон брата.

– Звучит серьезно, – присвистывает Пит.

– Да. Наверное, будет очень неуютно…

– Она замужем?

Я отвечаю, что не знаю. На странице в «Фейсбуке» ничего нет. В основном она делает перепосты статей или пишет там забавные замечания.

– Кажется, у нее есть сын, – добавляю я, – часто попадаются фотографии одного и того же мальчика. Но может быть, это ее племянник или сын подруги… Ну, как у тебя с Конфеткой.

– Ну да, – усмехается он, – старая добрая Конфетка.

– А у тебя как дела? – мысленно я опровергаю обвинения Мередит в эгоизме.

– Никак. Скучаю по тебе.

Ответ меня приятно удивляет.

– Правда?

– Да. Ну, не сильно, конечно. Немножко.

– Немножко, значит.

– Чуточку.

– Ну, чуточку я тоже скучаю, – мне становится немного легче.

– Хорошо. Когда ты возвращаешься?

– Завтра. Что-то около пяти, кажется.

– Встретить тебя? Я бы с удовольствием.

– Очень мило с твоей стороны, но у меня машина в аэропорту.

– Ладно, тогда давай поужинаем в понедельник.

– Отличная идея. Я хотела с тобой поговорить.

– О чем? – тон его становится серьезным.

– Ну, о разном.

– О ребенке? Или о нашем поцелуе?

Я смеюсь и вспоминаю его губы.

– И об этом тоже.

Через два часа мы с Мередит садимся в такси и едем в Верхний Ист-Сайд. Меня подташнивает – по понятным причинам, но одновременно мне приятно думать об ужине с загадочным утонченным британским врачом. Кажется, Мередит тоже неуютно, потому что она постоянно проверяет макияж и приглаживает волосы.

– Отлично выглядишь, – заверяю ее я.

Ей явно неудобно, что ее застали врасплох, поэтому она захлопывает зеркальце, сует его в сумку и бормочет благодарность.

– Нас хотя бы двое. А она одна. Спорим, она еще сильнее нервничает, – вслух говорю я.

– Я не нервничаю, – быстро отвечает Мередит.

Я скептически смотрю на нее.

– Да ладно тебе. Как ты можешь не нервничать.

– Ну вот не нервничаю, и все. Опасаюсь. Незнакомый же человек считай.

– Совершенно незнакомый. Мы ее не видели после похорон Дэниела. И я не уверена, что тогда с ней разговаривала.

– Ты ни с кем тогда не разговаривала, – Мередит меня явно обвиняет.

Я игнорирую подколку и спрашиваю, не разработать ли нам условный знак.

– Это еще для чего?

– Ну, типа, «валим отсюда».

Мередит поджимает губы и качает головой.

– Никаких условных знаков. Мы должны вести себя вежливо и тепло. В любом случае. Надо произвести хорошее впечатление. Ради Дэниела. Понимаешь?

Мне хочется обвинить ее в том, что она придает слишком большое значение благопристойности (это правда), или заявить, что даже если Дэниел действительно смотрит на нас с небес, наши отношения с Софи мало его волнуют. Но я не готова опять с ней ссориться, поэтому просто соглашаюсь.

Еще через несколько минут мы приезжаем по адресу в Сентрал-Парк-Уэсте и заходим в отделанный мрамором холл дорогущего дома с надутым швейцаром.

Огромная хрустальная люстра меня гипнотизирует, и я запеваю песню из «Джефферсонов».

Мередит шипит на меня, швейцар улыбается и спрашивает, чем может нам помочь.

Она отвечает высоким и тонким голосом:

– Сообщите, пожалуйста, Софи Митчелл, что к ней приехали Мередит и Джози.